— Если ты готов тянуть целую вечность, я приму тебя позже, — сказал Аид. — Ты, откровенно говоря, не вовремя.

— Я должен сказать сейчас, мой царь, и, наверное, должен был раньше... Я не знал, к кому обратиться, не идти же в Элизиум, в самом деле, к её настоящим родителям... — Танатос переступил с ноги на ногу, словно был неопытным юнцом, а не древним богом. Аид окинул его оценивающим взглядом за мгновение до того, как тот сказал: — Я хочу просить руки Макарии, если это уместно.

Аид внутренне вздрогнул и с трудом отвёл взгляд, переключая внимание на платье Лины, принимающее под водой причудливые формы. Он не знал, что отвечать, что думать и как вести себя в подобных ситуациях: отказать сейчас было бы оскорблением, перенести разговор — пренебрежением. Танатос пришёл не случайно. Это было лучшее время для получения согласия. Аид молчал очень долго, ему нужно было принять решение, как отцу и царю — он вспомнил, как сам просил руки Персефоны у Зевса, как забрал её в тот день на глазах у Гелиоса, как объяснялся с Гекатой...

— Гекате вот было не интересно моё мнение, — усмехнулся Аид, — они с Гермесом даже не посчитали нужным поставить меня в известность.

Танатос улыбнулся своим мыслям.

— И всё-таки?

Аид вздохнул, принимая для себя решение быть откровенным.

— А Макария согласна?

Танатос вскинул взгляд.

— До твоего возвращения, мой царь, я полагал, что да, но теперь... она нашла причину отказать. Макария считает, что богиня, рождённая смертной, не может стать супругой бога... такого как я. Может быть, дело в тебе, а может...

— Исключено, — перебил Аид. — Дело не во мне. Что касается богини, смертной по праву рождения... — он посмотрел на Танатоса с читаемой угрозой в глазах и задал прямой и обезоруживающий вопрос. — Ты её любишь?

— Мой царь? — растерялся Танатос.

— Да или нет?

— Да... иначе, зачем бы я пришёл сюда?

— Хорошо, — голос Аида звучал серьёзно и твёрдо, так, чтобы в его намерениях и искренности не было сомнений. — То, что я сейчас скажу, останется между нами. Надеюсь, ты помнишь, что случается с теми, кто выносит секреты за пределы царства Теней?

— Смерть всегда молчалива.

— Вот именно. И не забывай об этом. — Аид выдержал ещё одну долгую паузу, полную для Танатоса томительного ожидания. — Макария не должна ничего знать... по крайней мере, ты не тот, кто должен ей это сообщить. Я даю вам своё согласие, и только тебе объясню почему.

— Не обязательно объяснять своё решение...

Аид поднял руку, в просьбе дослушать и не перебивать — капли с его пальцев упали на поверхность воды и разбежались маленькими кругами.

— Если чувства твои искренни, следуй за своим сердцем. Я не помню, чтобы существовал запрет на браки чистокровных и нечистокровных богов, но вас с Макарией это и не касается. Макария — богиня по праву рождения. Дочь Персефоны... и моя.

Танатос застыл, готовый провалиться сквозь землю. Только теперь он понял, каким великодушным был Владыка Аид — он мог убить его на месте, испепелить до состояния, из которого ему пришлось бы восстанавливаться столетиями, но Аид говорил с ним, и говорил спокойно. Слишком поздно к Танатосу пришло понимание, что Аид давно догадывался обо всём. От Владыки ничего нельзя утаить, ничего нельзя спрятать, здесь рано или поздно все тайны становятся явными, а деяния открывают истинную суть.

— Владыка, я... если бы я знал, я бы никогда... я бы не посмел. Ваша дочь... это великая честь...

В глазах Аида вспыхнуло лазурное пламя.

— Ты любишь её или нет?

— Да.

— Так иди и скажи ей об этом. Оставь нас... пока я не передумал.

Танатос поклонился ниже, чем требовали правила приличий, и ушёл. Ему не хотелось знать подробностей рождения Макарии, достаточно было и того, что он услышал — после всего, через что им вместе пришлось пройти, счастье казалось заслуженной наградой, и не важно, кем они были в своих статусах и ролях. Их любовь — вот что имело значение.

***

В царстве Теней наступала ночь, чёрные облака пепла затягивали алое небо, ветер затихал, а мольбы блуждающих душ становились пронзительнее и громче. Только здесь, у лечебного источника, всё было по-другому: чем темнее становилось небо, тем ярче сияли зелёные камни грота, тем больше оттенков появлялось у воды. Звуки сюда не доходили, а шорох водопада, ускользающего в источник, дополнял тишину и успокаивал. Аид всё ещё держал Лину на руках. Он не знал, посмотрит ли она по-прежнему растерянно и недоверчиво, или из глубины веков на него взглянет возлюбленная супруга, которую он оставил на поле боя в тот день.

Вода в источнике почти не двигалась и казалась ровным слоем глянцевой глазури, посыпанной серебристой сахарной пудрой. Мокрая одежда Аида и Лины — тёмная и светлая — переплеталась изящными формами в источнике, напоминая о танцах морских медуз. Раны её уже выглядели как давно затянувшиеся шрамы, но воду пока покидать было рано — Лина ещё не могла полностью избавиться от действия божественного кнута Деймоса.

Минула полночь, когда вода в источнике пошла мелкой рябью, и Аид почувствовал, как маленькие стебли вьюнков обвивают его пальцы. Никто не мог знать, каким будет итог — боги не умирали, их смерть, если таковая имела место случиться, заключалась в том, что Кристалл Душ призывал их сущность в царство Теней, где они могли восстановить физическое тело и вернуться домой. Персефона была первой и единственной богиней, перерождавшейся в том смысле слова, в каком понимали его смертные. Произойти могло, что угодно. Аид не боялся, но справедливо предположил, что, в конечном счёте, будет мешать, поэтому оставил Лину и вышел из воды. Щелчок пальцев — и его тёмные одежды сменились на изумрудно-золотые, волосы высохли, а голову украсила тиара из золотых листьев.