Шрифт:
Проводит пятерней по волосам. Невинный жест. Для кого-то и вовсе символ неуверенности. Такой горящий знак, сообщающий о слабости противника. Только не его.
Иногда банан — просто банан. В случае с волосами пример работает так же.
Олег слишком идеален по сравнению со мной.
Гнев искрится на кончиках пальцев. Тянет вцепиться ему в шею и выбить самодовольство с лица.
Что он о себе возомнил?
Только Шершневу плевать на мое негодование. Строит истукана, сам смотрит в глаза.
Меня ударяет волной безразличия. Вот как, Шершнев? Хочешь успеть все и сразу? И поесть, и потешить больные фантазии?
Не выйдет.
Трясу головой, расправляю по плечам волосы.
— Поговорить о деньгах можно и здесь, — скрещиваю руки на груди.
Поджимает губы. Превращает их в тонкую полоску, в глазах плещется злость. Королю мира не нравится, когда с ним спорят.
Плевать с высокой колокольни.
— Ты ела?
Он меня не слушает. Ну да. Кто я такая, чтобы считаться с моими желаниями?
Он всегда получает то, что хочет.
И то, что между нами было, бесит еще больше.
— Тебя не касается.
— Лена, ты испытываешь терпение, — цедит сквозь сжатые зубы.
Теперь они идеально ровные. В институте, помнится, выступали передние клыки. Брекеты? Виниры? Все вместе?
Неважно.
Сотворил себе голливудскую улыбку. Судя по идеальному телу, от которого кружится голова, подружился со спортзалом и пластическим хирургом.
Овец цепляй на внешность, Шершнев.
Для меня надо поработать мозгами.
Бессовестное подсознание язвительно хмыкает и подбрасывает сцену из переговорки. Вздрагиваю, мотаю головой, чтобы прогнать чертово наваждение.
«Ты моя».
— Разве мой ответ имеет значение?
Олег сжимает челюсти, отчего на лице напрягаются мышцы. Чувствую его ярость так же, как свою. Она клочками вызывается, словно лава из жерла вулкана, и наполняет коридор красным дымом. Кто-то чиркнет спичкой, и все взорвется.
— Ты права, — плюет ядом и хватает за руку. Тянет к выходу. Вжимаюсь шпильками в плитку, но это не помогает. Просто еду на скользкой подошве ботфорт следом за ним.
— Я в состоянии идти сама! — выдираю рукав с такой силой, что, кажется, кусок ткани останется в его ладони.
Отпускает резко, и я заваливаюсь назад. Хватаю руками воздух в попытке поймать равновесие, но ничего не помогает. С криком заваливаюсь на спину в ожидании твердой посадки. Но этого не происходит.
Олег оказывается рядом в мгновение ока. Не успеваю испугаться, как его руки обхватывают талию и прижимают меня к себе. Вишу вниз головой, недоуменно вглядываюсь в сияющие изумруды.
— Пусти меня! — рявкаю, едва ноги обретают почву.
— Ты упадешь, — усмехается и тянет на себя, заставляя выпрямиться. — Какая же упрямая.
— Сам такой.
На наши выкрики отвлекается медицинский персонал. Медсестры, что до момента сверлили Олега взглядом, оживают. Стягиваются к месту событий.
Наивные дуры. Даже не представляют, кто перед ними.
Тем не менее сила его очарования влияет и на меня. Такая мощная, всепоглощающая. Она давит и подчиняет себе. Олег весь соткан из сплошного обмана. Искусственное тело, голос, зубы. Даже карьера. Ловушка для девушек, вроде этих медсестер.
Меня тоже, что скрывать. Только мои глаза открылись гораздо раньше.
Отталкиваю его. Пытаюсь не думать об аромате жженой сосновой коры, скользящем по рецепторам. С примесью добротного коньяка. Понятия не имею, где он нашел подобный парфюм, но мысленно аплодирую.
Браво, Шершнев. Ты нашел способ обыграть судьбу.
— Не трогай меня без согласия.
Выразительно приподнимаю брови.
Да, Шершнев, у меня нет амнезии.
Поправляю задравшуюся юбку, одергиваю полы укороченного пальто. В отличие от Олега, мне не плевать, что на улице осень. Мне еще деньги зарабатывать. Если заболею, то папу никто не вытащит.
Едва поспеваю за торопящемуся к выходу Олегом. Он реактивный ранец на спину пришил? В университете только ногами шоркал, а сейчас… Посмотри на него. Сплошная стать.
Замираю возле зеркала и поправляю волосы. Растрепались. От дождя белоснежные пряди, доходящие до поясницы, завиваются на концах.
Никогда не любила кудряшки.
— Ты прекрасно выглядишь.
Комплимент, сказанный внезапно, обезоруживает. Теряю связь с реальностью ровно до того, как Олег оборачивается.
— На курсах пикапа ты был двоечником, Шершнев?