Он усмехается и разворачивается спиной. А я с обидой отмечаю, что покорно иду следом.

В одном Шершнев прав. Все бегают за ним как собачки, пока им что-то нужно.

Много лет назад эти знания ему в голову вложила именно я.

Глава 19

Ресторан и правда неплох: небольшой и уютный, в итальянском стиле. Меня всегда привлекают подобные места. Здесь можно провести приятный вечер, насладиться атмосферой, едой и музыкой. В подходящей компании, разумеется.

Сейчас же не тот случай.

Отодвигаю приборы и подхватываю бокал с вином. Белое, сухое. Что-то неприлично дорогое, но на вкус как самое обычное. С приятным цветочным флером и ягодным ароматом. Такое я не пробовала и не заказала бы, потому что люблю все привычное и знакомое.

На мой отказ выбрать что-нибудь из меню, Олег отреагировал просто. Взял на свой вкус. Теперь он сидит и пережевывает карбонару. Изо всех сил изображаю непробиваемую стену. Пусть видит, что мне все равно.

Шершнев ест спагетти, словно участвует в одном из глупых конкурсов на время. Морщу нос и брезгливо отворачиваюсь. Выглядит так, будто их у него отберут сейчас. Ужас. Зрелище не из приятных. И этот человек крутится в высшем обществе? Сколько бы лоска на себя не пускай, безвкусица прет из всех щелей.

— Ты хотел поговорить, — ставлю бокал на столешницу и закидываю ногу на ногу.

На нашу прошлую встречу я шла с завышенными ожиданиями. Сейчас за них стыдно. Как только сразу не поняла, кто такой Олег Шершнев?

— Так что будешь делать с лечением отца? — говорит и, оставив приборы беспорядочно лежать на тарелке, выпрямляется.

— Это тебя не касается, — пожимаю плечами, расправляю невидимые складки на юбке.

— Я дам денег.

— В долг?

— Нет. В долг я не даю. Мои условия ты знаешь.

Знаю. В прошлую встречу, пока я прокручивала в голове фантазии нашего совместного будущего, Олег выложил правду-матку. Прямо в лоб. Одним ударом выбил романтические глупости из мыслей и чувства из сердца.

«Ты привыкла к красивой жизни, Лена. Но она закончилась. Твой отец больше не имеет веса в компании».

Это ложь. Я помню, как Шершнев пришел к нему за советом. И помню, с каким уважением отнесся к каждому его слову. Шершнев лукавит — отец все еще принимает ряд решений.

Только одного я понять не могу — зачем это Шершневу?

— Я не возьму.

Тогда я чуть не рухнула у его ног. Благо, что подошва у обуви оказалась устойчивой.

«Контрольный пакет акций у меня. Как сложится судьба твоей семьи, зависит только от тебя».

Контрольный пакет — да. Но тридцать процентов все еще принадлежат мне.

И, кажется, я уже знаю, что с ними сделаю.

— Лена, это бессмысленный спор, — усмехается и складывает на груди руки.

Уверен в себе, козел. Твердые мышцы растягивают ткань рубашки, оголяют кусочек кожи у ключиц. Загорелой и жесткой, как у акулы. Стоит провести пальцами, она окажется ледяной и шершавой. Будто наждачная бумага.

— Если тебе так нравится поиграть в обиженную гордость, то без проблем.

Закатывает глаза и, не дожидаясь моего ответа, опустошает стакан с соком.

Странно. Всегда считала, что у него аллергия на цитрусовые.

Неожиданное знание немного успокаивает.

Получается, что не так уж хорошо я его знала.

Словно это делает несуществующим все, что между нами было.

— Констатирую факт. Ничего у тебя не возьму.

— Ты моя женщина. Поэтому забота о твоем благополучии лежит на мне.

— Я не твоя и не продаюсь, Шершнев.

Смеется. Встает, кладет ладони на столешницу и наклоняется так низко, что практически касается кончиком носа моего лица. Выжигает во мне дыру. Вешает рабский ошейник. Намекает на недавнюю близость.

Мудак.

— Что ты говоришь? Леночка, очнись. Выбей спесь из своей чудной головки. Ты сама озвучила цену. Не я, — пальцы подхватывают прядь волос.

Дергаюсь, словно от пощечины. Тыкает, как нашкодившего котенка.

Рядом с Олегом сложно, тяжело, больно. Он давит массой, сносит невидимые преграды. А за холодом сверкающих изумрудов в глазах мне все равно мерещится летняя зелень. Молодая и откровенная, привлекшая меня в прошлый раз.

Он не был красавчиком в университете, впрочем, я толком не присматривалась к нему. Самым умным — да. Тогда этот пытливый ум я использовала на полную катушку, о чем сейчас очень жалею. Но именно глаза мне нравились в нем больше всего. Не такие, как сейчас. Доброта, светящаяся в них, и трогательная нежность очаровывали. Только от них не осталось и следа.