Уууу, нельзя сейчас об этом думать, мне ж до завтра терпеть, а что с младшеньким делать? С горестью смотрю на выпирающий бугор и выдыхаю. Вся скорбь народов мира отражается на моем лице. Нет, нельзя вот так расставаться на словах о том, что я только писаю быстро…

У меня даже номера ее нет, не говоря уже о чем-то большем, может адреса. Я бы доставку ей заказал, ведь я, лопух такой эдакий, до сих пор и ромашки не подарил, а конфетки и подавно. За то, что она меня буквально спасла.

Эх, моя ты четвертая отрицательная…Нельзя так со мной прощаться, надо губы в губы. И чтобы я еще дал добро уйти из палаты…

С трудом натягивая спортивки, решаю наплевать на майку и идти так: толкать людей на желания со мной коммуницировать и способствовать смешению двух четвертых отрицательных…Это при условии, что Яночку я не застану.

А я все еще верю, что смогу, не могла же она за пять минут сбежать из больницы?

Перебираю клешнями вроде быстро, но в душе не ебу куда мне идти, вот почему натыкаюсь только на палаты. Одна, вторая, третья и так далее.

От своей же медлительности хочется рвать и метать, еще и бедро ноет, но перевязка прямо очень помогла. Вообще мне охереть как помогают прикосновения Яночки. Можно мне выписать их хотя бы три раза в день?

И принимать ее еще рот в рот?

Ааа, хватит об это думать, Исаев! Найди сначала свою красавицу, а потом уже слюной исходись сколько влезет.

С трудом дохожу до пункта дежурной сестры, за которым сидит совсем еще молоденькая девчушка. Господи! Тебе хоть восемнадцать есть?

??????????????????????????Она поднимает глаза и клип-клип на меня, рот приоткрывая. Я ж-то хорош, сейчас все и узнаем… Наверное, а то девица залипла на мне, не моргая и не дыша. Хорош, чертяка?

— Здрасти! Мне бы Яночку найти. Подскажете, где искать?

Девица приоткрывает рот, осматривая меня с головы до середины торса, дальше ей точно мешает стойка. Вот если бы ее глаза могли бы встать и выйти, они бы уже поскакали ниже, минуя преграду.

Подобие улыбки загорается и сразу же тухнет.

И вообще, я не для тебя старался не одеваться, крошечка. Так что сильно не любуйся. И не обижайся, ведь тут ничего личного.

Я уже занят и очень этому рад, вот почему улыбка растягивается до ушей, стоит мне только представить для кого я так старался. Ух, взял и разделся.

— Не знаю, она буквально только что пролетела мимо, — тушуется сильнее, явно обижаясь, что я спрашиваю о Яночке.

— Куда мимо?

Ты же видела, в какую сторону, ну? Правду говорят, что женский коллектив состоит из змей.

— В ординаторской гляньте, да и вам там подскажут, — нехотя бурчит, и я поворачиваюсь прочь от этой колючки и отправляюсь на поиски своего Облачка.

Глаза читают надписи на кабинетах, и о чудо, ординаторская прямо по курсу. У меня все тело напрягается словно перед прыжком. Эх, сейчас как выскажу ей все, потом зацелую, заобнимаю, потом номер возьму.

Может еще леща отхвачу, но это дело наживное и вообще мимо меня ускользающее.

Если ей нравятся шлепки, я в восторге!

Без стука заваливаюсь в ординаторскую, а там Любовь, и нет, это не моя Яночка, это старшая медсестра сидит и попивает чаек, смотря прямо на меня, слегка изгибая бровь.

— Ну предположим, ква, — морожу глупость, на что она сдержано откладывает чашечку.

— Какого хрена, Исаев, ты тут почти в чем мать родила ходишь? И еще при условии, что тебе положен постельный режим? — она недовольно качает головой, нога на ногу, и окидывает меня оценивающим взглядом.

Быстро начинаю играть мышцами, чтобы она не думала меня ругать. Это обычно на девушек работает, а она все-таки ею была. Лет двадцать назад?

— Мое почтение, мадам. Но я ведь одет, дети рождаются голышом.

— Спасибо, просветил. Но вопрос остается тот же. Какого хера?

— Девятнадцати сантиметрового, — выдаю серьезно без тени улыбки, упираясь плечом в дверной косяк, а сам рассматриваю помещение. Носом веду, считывая слабый аромат Облачка. Она тут точно была! Или есть. Вот за той ширмой, например. Хм…

— Не пиздишь?

— Никак нет! Не пиздю. Не пизжу, — я хз, как правильно его склонять/спрягать или как это называется. Каюсь, двоечник! — Ну короче…Несите линейку.

— У меня только рулетка… — едва кривит губы Любовь Ивановна, а потом все-таки ржет, хлопая себя по ноге. — Ай, молодца, Исаев. И че я буду делать, когда тебя выпишут? Где мне еще поржать?

Тут все такие унылые, что хоть в морг иди, там парень забавный работает. Во внутреннем мире разбирается, опять же.

Теперь начинаю ржать я, прикладывая руку к бедру. Черт, это все так сложно!