Дверь открылась, и в комнату вошел единственный представитель мужской линии Вортексских. Я принялся осторожно шарить своим взглядом по его лицу. Я знал, как начать разговор. Но как его закончить? Нужно будет основываться на отклике самого юноши.

Взгляд юнца поражал. Сердитый и между тем какой-то отстраненный. Еще бы! Кто мог осмелиться бросать в него камни? Таким лицом наводят страх на прислугу, и после этого та не спит ночами. Даже я на миг ощутил непередаваемый страх. Да, парень умеет нагнать печали. Это тоже семейное, и тоже наверняка от мамаши.

Увидев незнакомое лицо, тем более одетое в простые одежды, юноша несколько сбавил пыл. Он сделал несколько шагов вперед и требовательно произнес:

– Кто ты? Что ты делаешь в доме моего отца и почему ты швырялся в меня камнями?

Нужно отвечать, но отвечать с умом. Что там рассказал про него Зак? "...Характером пошел весь в отца. Тихий, спокойный, сам в себе". Верно - откуда тут взяться бодрости и веселью? В этом гадюшнике заправляют две кобры, молодая и старая. А ненавистью к мужчинам здесь пропитано все. И парень просто не мог не ощущать этого.

"Говорят, что он, возможно, того, э... умишком слаб. Все время или за книгами проводит, или вокруг поместья гуляет". А что ему остается, когда эти две пташки спелись на одной ноте?

"На глаза редко показывается, все больше предпочитает одиночество. Делами дома почти не интересуется". Говорить с семьей, с этими грымзами? О чем? О балах, о нарядах, о моде? О том, какие мужчины гады и подонки? О женихах, о приданом? Очень надо. О вечном и прекрасном? Так у каждого оно свое. Ему хватает и ежедневного общения за столом. А в его душу никто даже не пытается заглянуть. Не поинтересуется.

Что ж, это мы обратим в свою пользу.

И я снова начал рассказывать свою иссторию, но теперь поведал его несколько иначе. Расписал мрачность тюрьмы, опасность сокамерников, свое героическое желание спасти благородное семейство. А закончил желанием неблагодарного Кристелла посадить меня под замок. На всякий случай.

Так, мой рассказ окончен, и каков вердикт?

Потрясающе - в его глазах никакого сомнения. Он верит, верит каждому моему слову! Удивительная доверчивость.

Услышал, что перед ним узник. Где испуг в глазах, где опаска, где настороженность? А нет их - парень вообще не знает об ужасах внешней, заусадебной жизни. Поразительная неосведомленность. Да он просто зеленый юнец, желторотый пацан. Где тут крепкое мужское воспитание? А нет его. Но я не удивлен.

Узнал, что я, рискнув тюремными правилами, примчался спасти его мать и дочь, - так вообще в восторге. Я - герой, герой из книг и рыцарских сказаний.

Теперь он мой, если я и дальше поведу себя грамотно. А я знаю, как себя преподнести. Я книга жизни. Настоящей, взаправдашней, написанной болью, синяками да ссадинами. От меня прямо-таки веет кострами ночных стоянок, пылью дорог и шумом городов. А что еще нужно юному оболтусу, никогда не покидавшему роскошных стен?

– Ты мог бы рассказать мне обо всем этом более подробно?
– вполне ожидаемо для меня отозвался он.

– Конечно. Я останусь тут еще на пять дней. И я с большим интересом провел бы их в общении, чем в гордом одиночестве, - усмехнулся я.

– Хорошо. Тогда продолжим разговор в моих покоях, - произнес он уже более независимым тоном.

– Но юный господин, ваша матушка...
– снова начал было стороживший гостя лакей, но Эрнан перебил его:

– Матушка желает, - он криво усмехнулся, - чтобы гость не покидал дома. А он его не покидает. Я живу на втором этаже. Он что, вылетит оттуда, как птица? Тем более, насколько я понял, Кристелл дал страже указания не выпускать его из дома. Хочешь сказать, господин дел Армак набирает в охрану глупцов?

А парень не зря читает свои книги. Палец в рот ему не клади, откусит руку. Да, семейного сходства у этой троицы пруд пруди.

– Раен?
– уже спокойно обратился он к одному из двух своих сопровождающих. Отозвался крепкий загорелый детина с лицом записного плута.

– Присматривай за моим... гостем. На всякий случай.

– Будет сделано, сударь.