— Что там чёрт вас дери! — рявкнул Холланд. — Немедленно доложите! Хотите, чтобы буры превратили нас в гоголь-моголь?

Кто-то из солдат рванул вдоль состава выяснять, в чём проблема. Вражеские пули свистели вокруг смельчака, высекали сноп искр и камни из придорожных валунов. Петляя, словно заяц англичанин добрался до паровоза в конце остановившегося состава. И тут же рванул обратно. Буры — стрелки меткие. Но фортуна была на стороне англичанина.

— Сэр! Проклятые буры завалили путь булыжниками. Паровозу не пройти.

— Это все неприятности?

— Нет, сэр! Ремонтная платформа и два броневагона сошли с рельс.

Холланд грязно выругался.

— Мы можем вести артиллерийский огонь? — поинтересовался Черчилль, хладнокровно раскуривая сигару, пока пули бурских дальнобоек стучали о камни и железные листы, которыми были обшиты вагоны и платформы импровизированного бронепоезда.

— Чёрта с два, Уинни. Наше единственное орудие разбито прямым попаданием бурского снаряда. Мы в ловушке!

— Чарли, дай мне людей, мы расчистим завал.

— Давай, дружище. Мы вас прикроем.

Со стороны сэр Уинстон являл собой пример беспримерно британской отваги. Он, почти не сгибаясь под огнём противника (пулям и осколкам снарядов не кланялся) таскал с выделенными в его распоряжение солдатами валуны, расчищая путь. Орал похабные куплеты студентов Хэрроу.

На самом деле, им овладело тупое равнодушие от тяжёлой физической работы. Песней он просто заглушал страх смерти. И единственным его желанием было, чтобы всё быстрее кончилось.

Британцам не повезло. Едва укоротившийся после потерь от вражеского огня состав попытался тронуться, как осколком вражеского снаряда перебило сцепку единственного уцелевшего вагона. А на паровоз все участники рекогносцировки бы просто не влезли.

— Чарли, грузи на паровоз раненых и уходите.

— А ты? А остальные?

— Попробуем пробиться. Возможно, поодиночке удастся ускользнуть от бурских разъездов.

Холдейн отправил раненых на паровозе, а сам остался с полусотней своих людей и Черчиллем. Они отстреливались, пока оставались патроны. Время от времени буры громкими криками предлагали британцам сдаться. Патроны у англичан кончились, буры пошли в атаку.

Сэр Уинстон нырнул в канаву вдоль железнодорожного пути, заросшую густой травой и пополз. Полз он довольно долго, и наконец, решился приподнять голову.

Прямо в его лицо смотрела винтовка. Чётко был виден потёртый, потерявший воронение дульный срез, мушка и глаза человека в тёмной свободной одежде и широкополой фетровой шляпе. Перед Черчиллем стояла его смерть, смерть мрачная и угрюмая.

Медленно сэр Уинстон поднял руки.

— Сдаюсь! — выдавил из себя он, стараясь смотреть смерти прямо в глаза.

И этих глаз он не сможет забыть уже никогда

— Сэр, сэр! Проснитесь! Мы прибыли.

Черчилль с трудом разлепил веки. Прямо на него смотрели те самые глаза из его воспоминаний.

— Штабс-ротмистр Гордеев, — сухо козырнул русский офицер с лицом из африканских воспоминаний Черчилля.

[1] Ваше здоровье! (англ.)

[2] Лучше (бел.)

[3] О, черт! (англ.)

[4] Граф Алексей Алексеевич Игнатьев, на тот момент штабс-ротмистр, помощник старшего адъютанта управления генерал-квартирмейстера Маньчжурской армии.

Интересно, чего этот рыжий английский журналист так и сверлит меня взглядом? Того и гляди дырку проглядит. А мне лишние дырки в организме ни к чему. Хватает тех, что по штату полагается.

— Господа, если проголодались за время пути, наша скромная армейская столовая ждёт вас. Разносолов ресторанных не обещаю, но накормим тем же, чем питаемся сами, — гостеприимно указываю высоким иностранным гостям в направлении эскадронной столовой.

— Это было бы неплохо, сэр, — замечает американский капитан э-э… кажется Джадсон.

— И ещё было бы замечательно как-то согреться, — цедит чопорный британский майор. — Наша дорога в ваш эскадрон проходила в крайне странных местах.

— Об этом позже, господин майор. Что предпочитаете: сперва согреться или поесть?

Гости переглядываются и единогласно решают начать с чего-нибудь согревающего. Они ещё не догадываются, какой их ожидает сюрприз. Думают, что я предложил им по бокальчику какого-ничудь грога.

А вот хренушки! Даёшь здоровые российские традиции!

— Скоробут! — перехожу с английского на язык, которым я общаюсь с подчинёнными и прочими соотечественниками