Я не знаю, откуда они взялись, но это неважно, главное, что они есть, а об остальном я буду думать после операции. Если будет нужно, верну всё до последней копейки!

– Ну мало ли. Может, вы хотели сначала отпраздновать день рождения, или ещё что-нибудь. Я бы мог передвинуть вас на любой день, – предлагает в самом миролюбивом тоне.

– Пусть останется двадцать седьмое.

– Как пожелаете. Значит, ждём вас на госпитализацию.

– Спасибо. Лев Алексеевич, ещё вопрос: я могу узнать, кто оплатил лечение?

– Этого я вам сказать не могу. Я вижу только сам факт оплаты, а вот кто это сделал, вам скажут только в бухгалтерии, если вы сделаете запрос.

– А они скажут?

– Думаю, да.

– До свидания, Лев Алексеевич, – прощаюсь, и Авилов отключается, а я продолжаю стоять, держа телефон возле уха.

«Оплата поступила в полном размере».

Такое бывает?

После всего, что я пережила за эту неделю, мне очень сложно поверить, что Настину операцию не придётся откладывать. Я никогда не верила в чудеса, но что это, если не чудо?

Стою посреди улицы и не могу сдержать эмоции. Радость и неимоверное облегчение заполняют всё внутри. Мне хочется смеяться и плакать одновременно.

– Спасибо! – шепчу, поднимая глаза к небу, чтобы сдержать слёзы, но они сами катятся по моим щекам.

– Мама! – в меня врезается моё маленькое торнадо. Настя обхватывает за ноги, вырывая меня из блаженного оцепенения.

– Яся, что случилось? – следом подбегает испуганная мама.

– А мы тебя в окошко увидели. Ты шла, шла, а потом остановилась. Как заколдованная, – тараторит дочка, подняв своё светлое личико вверх.

Смотрю на своё Солнышко, а в глазах всё расплывается от слёз.

– Тебя заколдовали, да? Мне бабушка сказку читала про принцессу.

– Яся, что случилось? – спрашивает мама. – Тебе не дали кредит?

– Не дали, мам.

– И что теперь? – голос звучит взволнованно. – Может, отложить операцию? Папа машину попробует продать.

– Не нужно ничего продавать, мам.

– А как же… – мама переводит взгляд на Настю, и в её глазах стоит боль.

– Всё хорошо, мам. Операция будет по плану, – обнимаю свою малышку и выдавливаю слабую улыбку. Сил на то, чтобы радоваться, у меня нет.

– А деньги где взять?

– Лев Алексеевич сказал, что им уже поступила вся сумма.

Мама смотрит на меня неверящим взглядом.

– Ты уверена?

– Не знаю, мам. Но Лев Алексеевич сказал, что деньги они получили.

– Откуда?

– Я не знаю, мам. Не смотри на меня так, пожалуйста.

– Яся, ты же не… не продала себя?

– Боже, мама, как тебе в голову такое могло прийти?

– А что мне остаётся ещё думать? – оправдывается.

– Не знаю, мам. Ты сама-то веришь, что кто-то готов заплатить деньги за… сомнительное удовольствие?

– Извращенцев разных хватает, – бурчит мама.

– Нет, мам. Я, правда, не знаю, откуда поступили деньги.

В мамином взгляде неверие, осуждение и миллион вопросов, на которые у меня всё равно нет ответов.

– Может, это всё-таки Олег? – высказывает предположение.

Честно говоря, у меня нет никакой другой мало-мальски правдоподобной версии, кроме того, что Олег одумался и заплатил за операцию дочери, или же Лазаревой сообщили о моём визите. Но в последнее как-то очень слабо верится.

– Мам, я не знаю.

– Может, ты подумаешь и заберёшь заявление о разводе?

– Зачем? – смотрю на мать в полном недоумении.

– Потому что женщине очень трудно одной вырастить ребёнка.

– Не переживай. На своего ребёнка сил у меня хватит. И даже, если это Олег заплатил за операцию, заявление я забирать не буду, – отрезаю. – Это не обсуждается, мам.

– Яся, давай ты немного успокоишься и подождёшь.

– Кого ждать? «Отдохнувшего» мужа? Нет, мам. Я никого ждать не собираюсь. Свой выбор Олег сделал неделю назад.

– Ох, Яся, Яся.

– Мам, мы пойдём. Нам нужно собираться, – пытаюсь избежать назревающей ссоры.

Мои переживания, где найти деньги, капля в море по сравнению с тем, что я испытываю сейчас. Бездействие, когда от тебя уже ничего не зависит, невыносимо.

Пока Настю готовили к операции, я ещё держалась. Но потом… Потом потянулись бесконечные минуты самого долгого в моей жизни ожидания. Мне казалось, что секундная стрелка на висевших на стене больших круглых часах перед каждым делением зависает, словно преодолевает высокий барьер прежде чем сдвинуться с места. И так каждый раз. Одна минута тянется целую вечность, и можно сойти с ума от неизвестности. Я никогда не верила в бога, но сейчас прошу небеса помочь моей дочери.