Шрифт:
– Главное, не сопротивляйся. Остальное - вовсе не твоя забота.
Запах березовой пыльцы, которой в это время года неоткуда взяться, и ромашек, которых здесь и близко нет, приближается, хотя, кажется, куда уж ближе, и Николаус не чувствует уже почти ничего, ничего не видит, кажется, ничего не помнит. Пара секунд, и он вновь может дышать относительно свежим воздухом безо всяких неизвестно откуда взявшихся запахов. Вокруг нет никого, а в руке этот чертов меч - меньше и легче, чем многие другие.
***
– Это все чудесно, но его разве не могут продолжить искать?
– Ран пошла за ним. Если кто-то дерзнет подойти к нему, когда рядом будет Ран… Не завидую этому человеку, словом!
И почему он так быстро успокаивается? Глупо сомневаться в том, что это все из-за того, что эти доводы предоставил именно Локи. Другие вопросы о доверии и самому себе, и кому бы то ни было, задавать бессмысленно. Сколько можно привыкать к тому, что они друг друга по-настоящему никогда не подводили, и, возможно, никогда не подведут, пусть это и пустые мечты, которым не стоит предаваться просто так.
– Ты сказал, что… - Эрнст хотел сказать: «Ты сказал, что доволен мной», но не успел.
– Отойди от него, ведьма! Тогда пометила, потом взяла, думаешь, мы не знаем…
Оба обернулись и замерли: Эрнст если не от страха, то от осознания собственной неготовности, а Локи… Локи будто желал испепелить женщину, выпалившую все это загадочным образом и радостным, и полным ненависти тоном, взглядом, ставшим во мановение ока каким-то диким, даже змеиным.
– Не слышишь, чертовка?!
– женщина, продолжила свою безумную на первый взгляд речь.
– Отойди от него и сгинь, слышишь?
– она чуть за крестом не потянулась, но это действие оказалось бессмысленным: Локи, повернулся, с полсекунды подержал Эрнста за руку отпустив, пусть и нарочито медленно, но пошел (пошла?) прочь.
Эрнст стоял, теперь уж вовсе понятия не имея, что делать, что предпринять? Страшно было двинуться с места, обратиться к старушке, но еще страшнее - признаться себе, что узнал в ней собственную тетку, а главное - признаться себе, что она, кажется, сошла с ума. От каких-либо действий его, впрочем, освободили слова:
– Она… Ничего тебе не сделала? Ты долго с ней был?
Не «Поверить не могу, что это ты!», не непрекращающаяся брань (а именно то, что он ожидал услышать больше всего), а «Ты долго с ней был?». Прийти в себя у Эрнста от этого, конечно, не вышло. Наконец, он нашел силы ответить:
– Я… я слишком виноват перед тобой, тетушка, чтобы ты встречала меня такими вопросами, будто беспокоишься обо мне. Беспокоишься зря, - это вырвалось у Эрнста как-то само собой, быстро, как будто заученно. Он сам не узнал свой голос - настолько он на самом деле не отдавал отчета тому, что говорит.
– Не зря, Эрнст. Она ведь действительно ведьма, раз снова здесь и ничуть не изменилась…
Эрнста всегда учили - та же тетка, например, что ведьмы - древние старухи, Живущие на окраинах городов и деревень. А если и не древние старухи, то просто косые, кривые, хромые, с заметными родинками, или же они горбятся или что-то еще с ними не так, что-то мешает им быть если не красавицами, то хотя бы симпатичными. Почему его тетка считает Локи в женском обличии ведьмой, если сама убеждена, насколько парень понимал, в обратном - в том, что такие ведьмами не бывают. Видимо, молчаливое удивление Эрнста от женщины не ускользнуло: она окинула парня таким взглядом, будто он еще мал, чтобы что-либо знать, и она его жалеет и понимает. Сказала же она другое:
– Пойдем… к нам.
Эрнст молча последовал за ней - туда, вдето когда-то жил и не представлял, что что-то может быть иначе. Что там - он тогда даже не представлял, что когда-то покинет этот дом сначала чтобы идти в учение, а потом и вовсе почти бесповоротно прописаться в другом мире. Почему-то теперь он волновался, что Локи снова вернется очень нескоро, хоть умом и понимал, что этого быть не может, если Николауса, Николауса, черт возьми (или все-таки Йольский Кот?) бросать не хотят.
***
Он не мог рассказать все тетке, как бы ни хотел. Ее сын точно бы постарался «выбить из него дурь», так что он бы точно раскололся, но его не было - уехал надолго, пока не распродаст всего - не вернется (если вернется вообще - ничего исключить нельзя). Тетка же лишь покачала головой, когда Эрнст сказал, что долго путешествовал, служил одному несдержанному (и это мягко сказано) человеку, а теперь путешествует снова. И снова повисла тишина, которую прервала тетка:
– Скажи честно, ты… ее хорошо знаешь?
Эрнст не знал, что сказать, стараясь подумать, что бы на это ответил Локи, если бы из него продолжали тянуть только одно: долго лили они знакомы. Он хотел было соврать, что недавно, ничего толком важного ей не говорил и не знает ее, и вообще она ему показывала с недалеких мест, как пройти в город или что-то вроде того, но вместо этого будто кто-то внутри него сказал:
– Знакомы. А ты с ней?
К нему подкатила совершенно неожиданная уверенность, как тогда, когда он провожал Нильса. Он был спокоен и готов был услышать. Только маленький Эрнст на самом донышке его души все еще был скован и молчалив. Тетка молчала, будто была не готова перейти на более оживленный разговор - так привыкла тянуть из Эрнста слова клещами. Так и случилось, что они поменялись ролями. Наконец, женщина вздохнула и начала: