Шрифт:
– Выключи это, – едва слышно произнесла она. Мужчина засмеялся, тем не менее, нажал на паузу. Если хотя бы отображенный стоп-кадр появится в сети, ее репутация будет уничтожена. – Что тебе нужно?
– Вот это мне уже больше нравится, мисс Картер! – его забавляла игра. Кристофер всегда получал удовольствие от игры на людских слабостях, удовольствие от обладания чужой жизнью. Он умел заползать своими липкими щупальцами в самые потаенные уголки души и сознания и парализовать волю. – Начнем с того, о чем я уже говорил вначале, – ширинка расстегнулась, и он достал свой член, напряженный от возбуждения.
Глотая обиду и не желая показывать своих слез, она безропотно приняла его в дрожащую руку. Нельзя показывать свою слабость. Только не Кристоферу. От этого станет лишь хуже, а пытка продлится дольше.
– Ртом, – приказал он.
Поборов приступ тошноты, она наклонилась и взяла в рот скользкий и влажный от похоти член. И как раньше это могло доставлять ей удовольствие? Неужели она не замечала его темного начала? Любовь лишает не только зрения, но и разума.
– Побольше энтузиазма, – рычал он, накрутив волосы женщины на руку и подаваясь бедрами вперед, чтобы глубже вонзаться в ее глотку.
Едва не закашливаясь, она сосала изо всех сил, стараясь скорее закончить эту пытку. Когда он кончил ей прямо в рот и не дал отстраниться, она едва не стонала, чувствуя, как горько-соленая жидкость со жжением скользит по пищеводу, оставляя лишь привкус тины и просроченной рыбы.
Оттолкнув ослабшие руки мужчины, она вырвалась и выплюнула остатки на паркет.
– Доволен?
– О, это только начало, моя маленькая кудряшка, – пообещал он и насладился выражением лица своей гостьи. – Теперь мы с тобой плодотворно посотрудничаем. Иначе это, – указал на видео, – попадет на YouTube, в Facebook, заполонит весь интернет и придет прямо на почту твоему главному редактору. И вообще всем главным редакторам хоть сколько-нибудь значимых газет и журналов. Мне продолжить?
Она сглотнула, а верхняя губа презрительно дернулась. Какая же он мразь! Если бы могла – убила бы его сейчас. Одри прекрасно понимала, чем обернется подобный скандал. Для нее, как для журналиста, не найдется места нигде и мечты о том, чтобы нести в массы печатное слово и блистать на страницах с собственными статьями и колонками покроются пеплом. А это означает, помимо прочего, отсутствие средств к существованию.
– Говори, что тебе нужно…
* * *
Казалось, я проспала всего лишь пару минут, как громкий крик разбудил меня:
– Амелия Уэйнрайт!!!
Не сразу распознала владельца столь отвратительного утреннего рингтона, который повторял мое имя.
– Амелия Уэйнрайт!!!
Дверь в мою комнату была возмутительным образом открыта и внутрь ворвалась подруга. Я села, первым делом отметив, что боль уже не врезается острым ножом, когда я сижу, а лишь тупым напоминанием дает о себе знать. Выпила таблетки, заботливо оставленные доктором на тумбочке, и впилась взглядом в перепуганную и разозленную Одри.
– Одного не могу понять – почему ты злишься? – сразу же спросила я, поняв, что каким-то чудом подруга все разнюхала.
– Потому что ты мне не позвонила!
– Ты была занята.
– Издеваешься? Да я бы с края света прилетела, узнав, что тебе плохо!!! – она стиснула меня в объятиях и не отпускала, несмотря на мои жалкие попытки выбраться. Наконец, обняв подругу в ответ, я ее успокоила.
– Ну, перестань, перестань. Все хорошо.
– Вот только не надо снова мне врать, иначе я обижусь, – на ресницах подруги застыли слезы, и, кажется, не только от произошедшего со мной.
– А как ты узнала?
Я даже не заметила, что Одри держит в руках листок и ключи, кажется, от автомобиля. У нее же нет машины. Нехорошее предчувствие прокралось в душу сквозняком. Расправив листок, подруга принялась читать, добавив ремарку:
– Твой Генри – настоящий бумагомаратель.
– Он не мой… – попыталась вставить я, но была злобно прервана.
– Пресса лучше знает! Читаю! «Я не должен был тебя отпускать. Подонок поплатится за нападение. С этого дня все передвижения только на машине. И не смей перечить, иначе приставлю к тебе телохранителя, который будет следовать по пятам и даже проверять постель, прежде чем ты в нее ляжешь! Твой Генри», – глаза подруги искрились от восторга. – Не Г. Л. Э., как раньше, а «Твой Генри!».
– Чему это ты радуешься? – возмутилась я. Мои щеки пылали от гнева. Что он себе позволяет? Даже проверять постель… что за намеки! Ему, значит, можно совать всему, что движется и шевелится, а я должна быть целомудренным аленьким цветочком? И чтобы за мной везде таскался какой-то мужик? Он сам терпеть не может службистов, снующих за ним, а я должна терпеть. И с какой, извиняюсь, стати? Сомневаюсь, что за женой у него настолько жесткий контроль.
– Чему? Амелия, он от тебя без ума! Пойдем, посмотрим на машину.