— Я… я просто ничего не умею, — решила она признаться в своей беспомощности. И сразу стало легче.

— О, я думаю ты умеешь то, что нам недоступно. — И Мик подмигнул ей. — Не унывай. Я спрошу, может быть найдётся для тебя какая-то лёгкая работа, что не требует больших усилий.

— Я буду рада, — тихо ответила Нири.

Они ещё немного побеседовали, потом поужинали, тоже вместе, и каждый разошёлся по своим комнатам. На дворе заывала вьюга, снова похолодало. А в комнате весело трещала поленьями маленькая печурка. Было тепло и уютно, казалось бы, чего ещё надо. Но всё же она долго не могла заснуть. Было как-то трявожно и тяжело на душе. Стоило только закрыть глаза, к неё снова возвращались прежние кошмары, которые пропали, пока рядом был Мик.

Только стоило закрыть глаза, она видела как падает отец, сражённый мечом, как потом её хватают и тащат, а она упирается и кричит. Хоть, не спи вовсе!

И тогда в кошмар ворвался странный звук, прогоняя видения. Лёгкая мелодия, словно из прошлого, что-то такое знакомое. И вдруг Нири улыбнулась. Это Мик за стеной наигрывал что-то на своей свирели. Она видела, что он вырезал новую, но всё недосуг было попросить его сыграть. А теперь музыка причудливо вплеталась в сон, прогоняя кошмары, навевая какие-то радостные воспоминания. Нири улыбнулась и заснула.

И даже утром кошмары не мучали. Было радостно на душе, гнетущее чувство тоски отступило. Несмотря на то, что на улице снова мела метель, на душе было легко.

Как только она привела себя в порядок и уже хотела выйти из комнаты, в дверь постучали. Кто это ещё мог стучать, кроме одного человека?

— Войдите!

Нири улыбнулась, увидев Мика.

— Как спала?

— Спасибо твоей свирели, хорошо, — не стала лгать она. Зачем скрывать правду?

— Это замечательно! — Мик просиял. — А я нашёл для тебя работу, если ты, конечно, не против.

— Какую?

— Местной травнице нужна помощница. Работа не тяжелая — помогать перебирать травы. Заодно она научит, какие травы полезные, какие нет и как их использовать. Я бы сам пошёл, да не берёт она мужчин, — И Мик хмыкнул. А Нири сразу вспомнила, как он лечил её. Вряд ли она бы выбралась без его помощи и… Как она вообще могла об этом забыть?!

— Я согласна, — торопливо ответила она. Может быть, поможет ему хоть немного, станет полезной. А то от неё больше вреда, а не пользы.

— Вот и хорошо. Если хочешь, можем прямо после завтрака к ней отправиться, только, боюсь, жить тебе придётся у неё.

Ну да, они ведь друг другу брат с сестрой. Только почему вдруг так замещило сердце от этой мысли? А Мик снова словно прочитал её мысли.

— Если хочешь, я буду приходить хоть каждый день, как освобожусь и играть тебе на свирели.

— Если тебе не тяжело. — Нири смущённо отвернулась. Да что же такое?! Почему сердце так и замирает рядом с Миком?

Она вспомнила, как танцевала с соседским сыном. Первый танец, первый раз, но тогда она оставалась спокойной — подумаешь, танец. Не первый и не последний. А вот сейчас каждый раз когда Мик оказывался рядом, даже не танец, далеко не тот, что они танцевали в Ледяном Дворце, и всё же так сладко ноет сердце.

— Я буду рад приходить к тебе и играть, — Она подняла глаза. Мик был абсолютно серьёзен. И снова на лице не привычная маска, а что-то новое, как будто древний благородный рыцарь сошёл со старинных портретов.

Мик

Он решил приступить к работе сразу. Зачем ждать? Да и честно говоря, сидеть без дела ему было непривычно. Нири, сразу видно, сродни княгине. Та тоже сидела за вышивкой или чтением. Это составляло всю её жизнь и другой она не знала. И Нири, наверное, тоже привычно. Но он не мог сидеть без дела. От скуки можно было на стену залезть. Если бы у князя Литара не было кучи слуг, а он сам бы делал всю работу в своём замке, ну или хотя бы взял на себя то, что поручал экономке и прочим помощникам, ему бы некогда было думать о том, как бы нападать, да убивать.

Мик нахмурился, вспомнив как увидел Нири тогда, в зале, когда князь отдал её ему в жёны и её беззащитный взгляд. Да. Чтобы было меньше чепухи в голове, руки должны быть всегда заняты.

До самой поздней ночи они с Нири разговаривали. За окном привычно выла вьюга. От окон, даже закрытых ставнями, сильно дуло. Мик растопил покрепче печку, благо на дровах своих постояльцев, хозяин не экономил, а потом придвинувшись к ней, сидел и рассказывал истории. И слушал. Правда больше слушала Нири.

Наверное, стыдилась его. А Мику было так уютно в этой комнате, что пусть это сон или наваждение, пусть оно скоро закончится (аккурат весной, когда им придётся двинуться в путь), что он ничуть не смущался её молчанию. Было в нём что-то такое, таинственное.

И он ничуть не стесняясь рассказывал о себе. Какие-то смешные мелочи, весёлые промахи, встречи со странниками. Нет, были и в его жизни тёмные минуты. Но он сам не хотел их вспоминать, задвинул в самый тёмный угол каморки, называемой памятью и старался не вызывать их к жизни. Всё-таки радостного и смешного ведь было больше.