– Акулина Степановна! Матка… Что же это ты?.. С какой стати? – начал он тихо.

– А что такое? Уж не в кухне ли мне спать прикажете, коли ключницей сделали? – отвечала Акулина. – Благодарю покорно. Там из-под дверей с лестницы дует ужасти как, да по утрам и дворники, когда приносят дрова, то громыхают ими так, что хоть мертвого так разбудят. А здесь чудесно мне будет. Комнатка все равно даром пропадала.

– Как даром? Тут был у меня на манер как бы кабинет. Я здесь по торговле счеты сводил.

– По торговле счеты сводить и в столовой можете… Столовая комната большая, в ней не только счеты сводить, а и в свайку играть, так и то впору.

Трифона Ивановича всего как-то покоробило, и он пожал плечами.

– Однако это, знаешь, того… – произнес он.

– Нечего тут «того»! Вы вот дворникам-то лучше скажите, чтобы они меня как ключницу вашу предпочитали и Акулиной Степановной звали, – перебила его Акулина.

Трифон Иванович был как на иголках. Он даже не раздевался, а как был в шубе и шапке, так и ходил по комнатам, хотя до сего времени, приходя к себе с улицы в комнаты, первым делом снимал шапку и крестился на образа. Он хотел что-то возразить Акулине, но не мог и только пошевелил губами.

– Кузьма! Пантелей! Подите-ка к хозяину… Он вам что-то сказать хочет! – кричала дворникам Акулина. – Ну, вот они, Трифон Иваныч… Скажите насчет предпочитания-то.

– Да, да… Человек я старый, вдовый… а тоже у нас хозяйство… так вот я Акулину Степановну в ключницы… так как она все-таки баба замужняя… – бормотал он.

– Дама теперь, а уж не баба… – поправила Акулина. – Ну а насчет величанья-то?..

– Да, да… И уж прошу Акулиной Степановной ее звать, потому, так как она своим хозяйством жила, то и мое хозяйство будет теперь вести.

– Чего еще лучше… Знамо дело, коли торговый человек целый день в лавке, так уж ему не до хозяйства… – отвечали дворники.

– Дайте им, Трифон Иваныч, на выпивку по двугривенничку! – командовала Акулина. – Дали? Ну, вот и чудесно. А теперь, Кузьма, сундук надо мне из кухни сюда перетащить. Трифон Иваныч комод мне для нарядов купит, а в сундук я буду всякое старое тряпье складывать.

Начали перетаскивать сундук. Акулина шла сзади и говорила:

– Вот поедут наши земляки из Питера, так все свое старое тряпье в деревню ушлю. Там у меня племянница есть одна бедненькая, так ей взаместо приданого. Что же вы, Трифон Иваныч, стоите в шубе и шапке, как полуумный какой! Раздевайтесь да идите в кухню с новой кухаркой рядиться. Там у меня землячка сидит. С ней и порядитесь. Да вон она.

Из кухни выглядывала рябая пожилая баба с кривым глазом и, держась рукою за подбородок, кланялась.

– Да что мне рядиться-то? – говорила она. – Коли хозяину по нраву я, то какой с тобой раньше у него уговор был, тот пускай и мне будет, а я уже заслужу.

– А и то правда… Я ведь уж сказала ей… – подхватила Акулина, обращаясь к хозяину. – Она женщина непьющая, старательная, работящая, зовут ее Анисьей, паспорт ейный при ней. Снимай, дура, с хозяина шубу-то да отдай ему паспорт.

Трифон Иванович беспрекословно дал новой кухарке снять с себя шубу, снял шапку, но все еще стоял посреди комнаты, как ошалелый.

– Переоблакайтесь скорей в халат-то свой. Чего так зря стоять, словно будто несолоно хлебавши! – крикнула на него Акулина.

– Что ты со мной наделала, дура ты эдакая! – прошептал он, покачав головой.

– Ну уж… Что уж… Об этом потом, на досуге бобы-то разводить будем, а теперь идите и переоблакайтесь в халат! Анисья! Ставь им самовар. Они об эту пору всегда чай пьют.

– Однако!.. – пробормотал себе под нос Трифон Иванович, бессмысленно смотря куда-то в одну точку, покрутил головой и, наскабливая затылок, поплелся к себе в спальню переодеваться в халат.

Дворники ушли, но пришли из лавки приказчики. Трифон Иванович видел их удивление по поводу перемещения Акулины из кухни в кабинет, слышал их перешептывание по этому поводу, и его ударяло то в жар, то в холод. Надо было придумать какое-нибудь объяснение для приказчиков.

– Совсем на меня тень навела! Вконец тень напустила! – шептал он сквозь зубы и при этом сжимал кулаки. – Ну, баба! Черт какой-то, а не баба… Главное, ничем ты ее теперь не урезонишь, а прежде смотри какой тихоней была.

Тяжело вздохнув, он вышел в приказчицкую и, не смотря никому из приказчиков в лицо, а потупившись в пол, начал:

– Ну, вот все обижались на Акулину, что и такая она, и сякая, что и самовар вам не ставит, что хлебово плохое варит, так нанял я вам другую кухарку. Не стоите вы этого, по-настоящему не следовало бы вас баловать, жеребцов стоялых, ну да уж добр я… Старайтесь только насчет торговли, чтобы все как следует. Новая кухарка уж будет все в порядке делать, потому за ней ключница будет присматривать. Я Акулину в ключницы взял.