Едва старик договорил, я внезапно заметил облачённого в тулуп человека. Поначалу подумал, что незнакомец стоит за почерневшим стволом дерева и за нами внимательно наблюдает, но уже через секунду понял, что он отвёрнут в другую сторону и скорее прижимается к нему спиной.

— Лукич, там кто-то стоит — просипел я и когда старик обернулся, указал стволами ружья на дерево, находящееся в пятидесяти метрах от нас.

— Всё нормально лейтенант, раз не двигается и не бросается в нашу сторону, словно любимую тещу увидел, значит это один из тех, кто здесь навсегда остался — начал объяснять Щукарь. — Судя по виду давно стоит, вон уже и к дереву намертво примёрз. Но подходить близко к нему всё равно не советую, ибо в животе трупа скорее всего ледяные пауки гнездо свили.

— И много тут народа сгинуло? — спросил я.

— Да хватает. Поначалу некоторые местные и военнопленные немцы по глупости в холод влезли. А после того как войска НКВД прибыли и всё оцепили, комиссии из Москвы прибывать начали и всем проверяющим было интересно что тут да как. Правда, когда тут несколько групп военных бесследно исчезли, желающих войти внутрь значительно поубавилось. Из-за этого все открытые входы, быстро завалили. Так что таких как мой тайный проход, почитай только два осталось.

— И всё-таки не пойму, почему об этих местах с годами словно забыли? Ведь территорию вокруг аномалий военные должны патрулировать. Да и борьбу с тварями по какой такой причине на местных скинули? Странно это всё — возмутился я, при этом продолжая пробираться по тропе, след в след за Щукарём.

— Лейтенант, ну я же тебе уже объяснял. Поначалу, первые пять лет и патрули ходили и батальон войск НКВД рядом с Артельной размещался, а потом вроде как все успокоилось. Ведь оно как получается, высоким руководителям из кремлевских кабинетов, проще все засекретить и забыть о том, что случилось, как страшный сон. Тем более что на них лично это никак не сказывается. А народ простой и служивые, что тут долго находились, так они как моя соседушка Авдотьюшка, даже те, кто много чего видел, легко выбрасывают всё это из головы. Ведь так жить легче, когда думаешь, что тебе что-то необычное просто привиделось. Ведь тут, даже люди, безвылазно проживающие на Тринадцатом километре, не верят, что совсем рядом всякое непотребство в натуре существует. Тебе бы с бабкой Матрёной пообщаться, она про это всё может лучше разъяснить нежели я — договорив, дед Щукарь остановился и указал на глубокую трещину в насте, пересекающую тропу и большой кусок равнины. — А вот тут давай аккуратно, подойди и фонарем своим посвети.

Подойдя ближе, я вышел на край метровой толщины трещины и включил фонарь. Луч света принялся многократно преломляться в сколах голубоватого льда, дав возможность оценить общую картину.

В результате я смог рассмотреть кусочек дна промороженного озера, заметить извилистую стену из шестигранных столбов и часть какой-то, явно рукотворной постройки. Кроме этого заметил десятки сизых пятен опасной изморози и на пределе обзора увидел часть вмерзшего в лёд существа, похожего на кальмара переростка.

Убедившись, что ничего двигающегося и угрожающе опасного внизу нет, мы перешли на другую сторону трещины и продолжили путь. Как я заметил, дальше извилистая тропа обходила открытые участки пространства и шла между стволами деревьев и торчавшими из наста, ледяными скалами. Но вместе с тем, она не приближалась ни к чему ближе чем на двадцать метров.

— Значит после попыток исследовать, всё это дело бросили, и никто больше из Москвы сюда не приезжал? — решил выяснить я, когда мы продолжили путь.

— Ну почему же. Лет семь назад кто-то добрался до секретных архивов, и в наш заброшенный край начал наведываться один видный учёный из Ленинграда. Сначала с комитетчиками приехал, и кое-что по верхам осмотрел, а уже в следующем году, вместе с группой военных наведался. Рядом с Артельной, опять временный лагерь появился. А на третий год учёный группы привёз и начал готовить их для захода в разные нехорошие места. Я, будучи в первые годы проводником, его конечно отговаривать начал, но он упёрся и меня старика не послушал. Один оставленный проход в холодное место, он сам обнаружил. А потом, насколько я знаю, группы трижды внутрь самолично заводил. Как я потом смекнул, что-то он искал для себя, причём дюже важное.

— И как результаты поисков?

— А никак. Конечно меня отстранили, после того как я ему категорически отказал быть проводником, так что со мною сводками о его походах никто не делился. Но я всё равно выяснил, что третью группу он почти полностью потерял, да и сам только чудом выбирался.

— Лукич, это как так, чудом?

— Да видишь ли, сила холода ему откликалась немного. Так что я думаю это ученому сила холода и помогла.

— А потом что?

— А ничего хорошего. В третьем походе он обе ноги себе по колено напрочь отморозил. Пришлось в больничке на Дальней ампутировать. Да и люди служивые погибли. Так что КГБ это дело тут быстренько свернуло и всё снова засекретили — объяснит дед и надолго замолчал.

Чем дальше я следовал за Щукарём тем как мне казалось становилось всё холоднее. Одновременно с этим, хотя я и чувствовал сквозящую вокруг потустороннюю силу лютого холода, она отдавала мне только мизерные крохи, так что я мог полагаться только на своё внутреннее хранилище энергии. Из-за этого я перестал её расходовать впустую и прекратил попытки отправлять замерзающих теневиков на разведку.

За следующие полтора часа неспешного хода, я ещё дважды видел трупы людей. Останки одного, явно военного, обнаружились на дне очередной трещины. Второй, разорванный труп, лежал метрах в десяти от тропы на шестигранных камнях, и судя по виду, его растерзала какая-то тварь.