— Это не тебе решать, — огрызнулась я.

— Не задавайся, — прошипела Дара, — Ис считает, что мы их накрыли благодаря тебе… Но не очень-то ты помогла. На меня эти фокусы не действуют, вещательница! Белыми глазами да соплями меня не проведешь.

Я поднялась на ноги, все еще сражаясь с дурнотой, поэтому не стала ей отвечать.

— А вот Мадс — хорош, и будь уверена, сегодня мы напоим друг друга силой. Не вздумай встать у меня на пути, ничтожество. Стоило оставить тебя в той таверне. — последнюю фразу она сказала так, как будто бросила камень.

Мне не удалось понять, чем я вызвала такую жгучую неприязнь со стороны ведьмы. Мы почти с ней не говорили, так что едва ли я могла ее обидеть словом. Но сейчас, в нее словно вселился злой дух.

— Идем, поможешь.

Я побрела за Дарой следом.

Полукровки на дороге споро уничтожали следы побоища. Часть, точно трудолюбивые муравьи, тащили сундуки и ларцы с ценным грузом. Другие же распрягали и уводили лошадей. Третьи занимались телами.

На мгновение у меня возникло ощущение, что я нахожусь в очередном видении и просто наблюдаю за происходящим.

— Мальта! Все получилось, — Мадс был разгорячен битвой.

На его щеках точно веснушки застыли очень мелкие капли чужой крови.

Я чувствовала, как злобный взгляд Дары жег мне затылок.

При этом она умудрялась очень споро ощупывать карманы убитых.

— Теперь придется повозиться, чтобы открыть эти сундуки и оценить щедрость верховного мага.

— Их будут искать.

— Наверняка, — Мадс кивнул, — Поэтому хорошо бы нам в скором времени перестать пользоваться местным гостеприимством.

— Угу. Но знаешь, ведьмы не спешат делиться информацией.

Он бросил короткий взгляд через мое плечо.

— Ничего. Это мы преодолеем.

Его уверенность и спокойствие отчасти передались мне. А потом стало и вовсе не до размышлений. Я засыпала следы крови на дороге, раскладывала привезенный карлингами дерн.

Телеги под ударами топоров превратились в дрова. И я помогала набивать ими корзины. Работы хватало всем.

Но зато, когда забрезжил рассвет, дорога выглядела так, как будто и не было тут никаких смертей, да и вообще по ней никто не ездил. А то, что несколько деревьев сгорело, так это могло быть из-за молний в грозу.

Прошло около недели после нападения на людей верховного мага и того, как карлинги заполучили сокровища. Налет дался им непросто, они потеряли троих убитыми, а еще четверо были тяжело ранены.

Мне поручили заботу о выживших. Я кипятила бинты и стирала белье, меняла компрессы на лбах, обмывала раны. Моя одежда и волосы пропитались лекарственным запахом, я перестала замечать мерзостный запах крови и нечистот. Меня больше не смущала чужая нагота.

Я делала, что должна, как могла облегчала чужие страдания, хотя травяные настойки, которые мне дала Асса помогали не слишком хорошо.

У одного карлинга рана начала гноиться. Его лоб горел огнем, кожа стала сухой и тонкой. В груди поселился надсадный кашель. Помочь могла только сильная магия. Но никто из нас не был искушен в целительстве. Дара приносила кристаллы, которые клала под подушки, зажигала палочки ароматного дерева и окуривала дымом комнату. Она бормотала заговоры и заклинания, но ее магия была бессильна против изматывающей полукровку лихорадки. Раненный то и дело проваливался в забытье, а когда приходил в себя смотрел на меня долгим умоляющим взглядом.

Я почти не отходила от его постели. Но усталость брала свое, хотя я и не сразу понимала, когда реальность, переходила в сон. Стоило мне чуть-чуть задремать, как в углах начинали шевелиться тени. Мне казалось, что по каменным стенам расползаются трещины и из них сочится что-то темное. Когда я просыпалась, то первым делом обследовала углы и ощупывала стены. Кажется, раненные карлинги считали что я близка к помешательству. Я же утверждалась в мысли, что колдовство мертвячки непостижимым образом затронуло и наши шахты. Но я молчала о своих тревогах и страхах.

Карлинг с гнойной раной сгорал на моих глазах. Он не мог есть. Я смачивала его почерневшие губы водой. Наклонялась близко, чтобы расслышать слова, которые он силился произнести, но вместо них наружу выходили лишь хрипы да свистящее дыхание.

Мне кажется, я все-таки смогла разобрать одно единственное слово, сказанное на тролльем.

Это было слово: «Дом».

Его последнее слово. Потом он умер. К стыду, я восприняла это событие, как большое облегчение.

За следующей трапезой Исмар говорил, что эти жертвы угодны Ему, и поэтому не напрасны.