Мне хочется уйти, но совесть не позволяет.

— Вам надо в больницу, — говорю я. — Давайте я провожу.

— Чтобы твой неадекватный пёс доел мою руку по дороге? — спрашивает секционник. Он снимает футболку и заливает рану из бутылки, которую только что опустошал. По глазам видно, что процедура болезненна, но маска скрывает половину его лица. И разглядеть ничего кроме тёмных карих глаз я не могу.

— Заводить такую псину и не уметь управлять ей — это самоубийство, — выговаривает мне парень сквозь зубы.

Я извиняюсь и спешу убраться подальше, благо Мелкий не сопротивляется. Мы возвращаемся домой. Ужинать не хочется, Мел усиленно извиняется весь вечер.

— Сколько тебе говорить, что надо думать, что ты делаешь, — ворчу я на собаку.

Долго дуться мы не умеем и спать ложимся лучшими друзьями.

Ночью я снова в Погружении. Сталинград, все выходят, один не может. Он не может сосредоточиться, не может сказать код выхода. Я стреляю. От выстрела просыпаюсь и понимаю, что мне не нравится. Парень через чур сильно чувствует боль. Поэтому не произносит код. При первых Погружениях мы следим, чтобы ощущения были как настоящие, но ниже болевого порога каждого участника. Болевой порог индивидуален, он измеряется у всех секционников и перед Погружением эти данные в систему вношу я. Как так получилось? Я точно все сделала правильно перед запуском. Чем чаще участник погружается, тем ближе к его порогу я вношу данные. Надо проверить всё, может я где-то ошиблась при подготовке?

Утром меня будит Мел, пора завтракать и гулять. Я медленно доползаю до душа, ночные раздумья не прошли бесследно, так хочется спать. Душ бодрит, после него в зеркале хоть и не красавица, но и не взъерошенная засоня. Я быстро расчёсываю волосы и делаю высокий хвост. Мама говорила, что я красивая, на то она и мама, чтобы так говорить. Зелёные глаза, каштановые волосы, курносый нос, немного веснушек. Обычное лицо. Макияжем пользоваться не имеет смысла — под маской половину моего лица все равно не видно. Не стоит тратить время в пустую.

Мы завтракаем и бежим на прогулку, все делаем быстро. Сегодня я не работаю в здании управленцев, у меня два раза в неделю выезды. Координаторы ведут очные занятия в закреплённых за ними секциях, занимаются связью и поставками между городами, секциями, маршрутами.

Мне надо успеть на выезд. Общественного транспорта уже давно нет, приходится выходить пораньше и пешком топать до места сбора. В детстве моё распределение прошло не очень гладко, моей специальностью было показано Управление, но только со второй попытки. Первая определила меня в Военные. Однако мой отец был против такой карьеры для дочери, и мне пришлось пройти распределение два раза.

Распределение проходят в семь лет, чтобы выявить склонности ребёнка. Потом идёт домашнее обучение по программе, которую показало распределение. Как только ребёнок освоил программу и сдал экзамен, он переезжает учиться в свою секцию, а дома появляется лишь в выходные. Я переехала в 15 лет, в 18 закончила обучение в одной из секций Управленцев. Обычно конец обучения происходит в 20–22 года, поэтому меня считают соплячкой и иногда мои ученики старше меня. Данные первого распределения повлияли на предложенную мне работу: я координатор в военной секции Возмездие.

Я дошла до сбора, все уже на месте.

— Ника, давай быстрее, уедем без тебя, пойдёшь пешком, — машет мне наш водитель.

Я плюхаюсь на заднее сиденье автомобиля и снимаю маску. Со мной едет Лис, ещё один координатор, он старше меня лет на пять. Последнее время у нас стали совпадать выезды. Лис проводит уроки не только в Погружении, но и вживую тренирует ребят, говорят, он классный стрелок и борец. Я же вживую только читаю теорию. Все координаторы могут преподавать не только теорию в системе Погружений, но и практику. Мы проходим обучение той секции, к которой прикреплены. Поэтому управленцам тяжелее всех — по сути мы двухсекционники. Но мне никак не хочется заниматься рукопашным боем или стрельбой, обойдутся и без меня. Лучше история. На самом деле мой предмет — история вооружений, но, если честно, вся жизнь человечества — это не просто история, а история вооружений. И это всегда интересно. Ещё на мне ветка сообщения между нашим городом и 21-ым. У нас нет названий городов, как было раньше, им присваиваются номера. Я живу в 17-ом, а мои родители уехали в 62, очень далеко.

Сегодня мы с Лисом проверим мою ветку, он вызвался помочь, и поедем к военным, проводить очные занятия.

За городом песчаная буря нередко заметает дороги, приходится прокладывать новые участки. Моя задача построить маршрут и передать Рабочей секции. Мы потратили на маршрут больше трёх часов, пока работали Лис не переставая шутил. Он очень красив: голубоглазый, рыжеволосый, с ямочками на щеках и весь в веснушках. Сидя в машине и без масок, я не перестаю им любоваться. Он мне определённо нравится. Мне легко с ним работать и болтать, время пролетает быстро. Последний занос обозначен на карте, и мы возвращаемся.

Придётся сразу ехать в Возмездие, их школа ближе. Хотя школой это называется условно — большое общежитие с администрацией секции, классами, спортзалами и столовой. Выглядит оно мрачновато — серое здание с изображением молнии над входом. Здесь обучаются будущие военные со всего города. Средний возраст — лет 20. Именно в этой секции больше всего «зелёных», тех кто заканчивает обучение раньше обычного. Наверное, война у нас в крови, и научиться убивать легче, чем, например, лечить. Меня в моей секции тоже считают зелёной, для координатора это явление намного реже, чем для других секционников.