— А это кто? — вдруг скуксился король, остановившись перед…

… перед полуголым умирающим Томашеком, конечно же…

Да что б тебя!

Кто?!

Кто повёл их сюда? И вообще в наш дом? И зачем?!

— Очень красиво, — ахнула королева номер три и замахала веером. — Мужественно. Должно быть прекрасная копия античной скульптуры…

А это выход. Картину с античной скульптуры приличнее писать, чем с полуголого мужика, верно? Однако король обернулся ко мне, и я поняла по его кислой физиономии, что мне как минимум светит расторжение помолвки, а как максимум — монастырь…

— Рельефно, — вдруг выдал Криштиан.

Принц успел переодеться и теперь предстал свету в облике андурийского паши. Одежда его полыхала пурпуром и золотом. И драгоценными ожерельями, конечно же. На голове красовался крылатый шлем. Мой несостоявшийся жених подошёл к Томашеку, приподнял бровь, отошёл, вглядываясь с видом знатока.

— Особенно вот этот падающий свет, вычерчивающий стянутые мускулы… И всё же местами видно, что опыта у художника недостаточно. Например, вот тут при подобной ране мускулы должны были бы расслабиться… Дорогая, — внезапно обратился принц ко мне, — я хотел бы, чтобы вы написали мой портрет. Пусть это станет вашим подарком на нашу свадьбу.

Король поперхнулся. Все сразу посмотрели на меня. Я не поняла… Мой бывший пухлячок что сейчас спас наш брак и меня заодно?

Я присела в реверансе, благонравно потупившись.

— С удовольствием, Ваше высочество, — пролепетала, моргая ресничками. — Когда прикажете приступить?

— Фи, — принц сморщился. — Не оскорбляйте искусство подобострастием. Поэты, скульпторы, музыканты, художники — все питомцы муз — выше обычной человеческой иерархии.

Он подошёл ко мне, изящно передвигая ножки в остроконечных алых сапожках, наклонился, и я интуитивно протянула ему пальчики. Криштиан коснулся их раздушенными усами.

Я заглянула в его лицо. Подведённые глаза, крашенные ресницы и — да, клянусь — пудра на коже. Криштиан, зачем?! Очень красивые синие глаза теряли свое очарование и глубину на фоне туши… Однако полюбоваться глубоким цветом радужных оболочек принц мне возможности не дал. Он тотчас обернулся к остальным.

— Я всегда говорил, — воскликнул жених торжествующе, — что настоящее искусство способно очаровать даже такую бездушную военную машину, как мой братец…

И только тут я заметила, что, в отличие от остальных, принц Ролдао на Томашека не смотрел. А я, признаться, очень боялась именно их встречи. Герой моего детства застыл перед мрачной картиной, на которой убитая Катарина истекала кровью, а в тени мрачным огнём горели чьи-то глаза. Ролдао тотчас отвернулся и, к сожалению, я так и не поняла, понравился ли ему мой фантастический рисунок. Лицо его по-прежнему не выражало эмоций. Бесстрастный как… как механическая машина.

— Интересный сюжет, — вымолвил наследник.

— Жуткий, — прошептала королева. — Какие страсти, душенька…

— У Ирэны очень богатое воображение, — похвалила меня матушка. — Как видите, она действительно весьма талантлива…

— Сумрачный талант времён языческих, — прошептал дон Лаудалино, прицокивая.

Мне захотелось спустить всех с лестницы.

— Вы споёте со мной романс, дорогая невеста?

Я снова обернулась к жениху. Отлично. Заодно все перестанут облизывать глазами мои полотна.

— Извольте. Что будем петь?

Он потеребил драгоценные перстни на пальцах.

— «Ночью лунной, спотыкаясь о камни»? Хотя нет… — пощёлкал пальцами, словно вспоминая слова. — Давайте «В этот вечер ты была нежна особенно»?

— Я не знаю такого, — призналась я. — Должно быть, он какой-то совсем современный…

— Да-да… Я дам вам ноты… Эта вещица только-только вышла в свет и взорвала наше общество…

Я, наконец, осознала, что моя рука до сих пор находится в его. Я потянула было её, но принц повернулся к дверям и, не выпуская моих пальцев, увлёк за собой.

— Новый р-романс? — протянул Лаудалино. — Уж не Чёрная Маркиза его автор? Хотя нет… Наверное, это Сын Авроры… Или этот… как его… Лампаковский?

Криштиан нагнулся к моему уху и стал мне тихонько напевать мелодию.

— Сможете повторить? — спросил, когда я оказалась перед роялем.

Я с опаской покосилась на трёхногое чудовище.

— А нот нет? — упавшим голосом спросила его.

Ну не наградил меня Бог музыкальным талантом.

— А нужны? — изумился Криштиан.

— Я понял! — воскликнул дон Лаудалино, садясь в кресло и уставив по-детски радостный взгляд на нашу пару. — Это же Осенин? Да? Странно, мне кажется, я не слышал такого романса, хотя, определённо, что-то вспоминается…

Я опустилась на стульчик, коснулась белых клавиш и попыталась воспроизвести довольно-таки сложный мотив. Криштиан закатил глаза.

— Мне жаль, дорогая, но, похоже, долгими зимними вечерами мы с вами не будем распевать романсы.

«Долгие зимние вечера предназначены для других дел», — ядовито подумала я, с удовольствием уступая ему место.

— Я могу…

Что?!

Все обернулись к Доминике, которая тотчас нежно покраснела.

— Если вы мне напоете, Ваше высочество, то я смогу аккомпанировать вам…