Весь этот день Рейли терпеливо ожидал Локкарта. Бродил по огромной квартире, курил, перебрасывался словами с Дагмарой. Квартира была холодной, пахла пылью, мышами, коньяком и еще чем-то далеким и знакомым. Он все старался припомнить, где слышал такой же запах. Потом вспомнил — так пахли никчемные, но заботливо хранимые матерью вещицы в его доме — ларец с потускневшим изображением Георгия Победоносца, какие-то давно пустовавшие футляры и тусклые флаконы из-под духов… На Рейли вдруг нашло наивно-лирическое настроение. Как в детстве, захотелось забиться в уголок, прижаться щекой к холодной стенке шифоньера и унестись мечтами в розовую даль.

И невдомек было Рейли, что этот запах — запах прошлого, увядания и смерти — до конца жизни будет казаться ему запахом юности, надежд и свершений…

Локкарт пришел под вечер. Потребовал у Дагмары коньяка и, подняв рюмку, провозгласил:

— Пью за нас с вами! За наш успех, за нашу победу!

Потом уселся в кресло и рассказал, что сегодня левые эсеры, как он выразился, «опомнились и порвали с большевиками». Локкарт говорил, а Рейли казалось, что произносит он свои тирады, чтобы успокоить самого себя.

— А вы уверены, Брюс, что левые эсеры способны всерьез противостоять большевикам? — в лоб спросил Рейли.

Локкарт перешел к; окну, зачем-то потрогал тяжелый парчовый занавес и глубокомысленно произнес:

— В этой схватке, Сидней, победит тот, у кого в руках окажется больше золота. Я не очень-то верю в левых эсеров и их лидера — мадам Спиридонову. В их действиях слишком много чувств и мало расчета. Правда, мой коллега Гренар все утро пытался убедить меня, что левые эсеры — серьезный противник большевиков, но…

— Гренар мыслит мушкетерскими категориями, — вставил не без ехидства Рейли. — У него в подчинении много дельных людей — смелых, решительных, умных, но сам он…

— Я вас понял, Сидней. И полностью согласен. Мы и пальцем не пошевельнем, вздумай Гренар связаться с левыми эсерами… А теперь — подведем баланс. Дагмара, милочка, оставьте нас одних, пожалуйста.

Он достал лист бумаги, провел жирную линию посередине. На одной половине написал: «за большевиков», на второй: «против большевиков». Потом принялся быстро строчить, не обращая внимания на Рейли, который ходил по комнате и ворчал: глупая затея, детские штучки, кому это нужно.

Закончив писать, Локкарт протянул Рейли листок:

— Бухгалтерия, Сидней, великая наука! Иногда она помогает видеть невидимое.

Подойдя к окну — в комнате начало темнеть — Рейли прочел:

— Что скажете? — Локкарт посмотрел на собеседника.

— Раз уж речь зашла о бухгалтерии, — Рейли устало откинулся в кресле, — то надо, чтобы дебет сходился с кредитом. А у вас, Брюс, они не сходятся. Наши силы вы подсчитали приблизительно верно, а вот большевиков…

— Вы считаете, что большевики сильнее?

— Безусловно. К тем пунктам, которые вы отдали нашим противникам, я бы прибавил еще несколько.

— Какие?

— Их армию, например…

— Это несерьезно, Сидней. Согласитесь, что армия, кое-как слепленная пару месяцев назад, без офицеров, без оружия и стратегического центра — это не армия!

— И все-таки она воюет! Вам нужны факты? Нарва — раз! Харьков — два!..

— Бои под Харьковом — блеф! Большевики были разгромлены, а город взят.

— Верно. Но какой ценой? Еще две-три таких победы и нам придется худо. Очень худо. Итак, Харьков — два! Бои в Донбассе…

— Случайные стычки!

— Позволю себе вновь не согласиться с вами, Брюс. В таких вот, как вы говорите, стычках и рождается армия. С этим нельзя не считаться. Замечу попутно, что из Центра в Донбасс было послано много оружия. У меня есть точные сведения. Это начинает походить на централизованное снабжение. Вы понимаете? Что касается стратегического центра — то Генштаб красных все больше и больше начинает оправдывать свое назначение.

— Но ведь там сидят и наши люди! — Локкарт начал терять терпение.

— Правильно! И я горжусь, что любое важное решение Генштаба попадает ко мне скорее, чем в Кремль. И все-таки…

— Вы пессимист, Сидней! Безнадежный пессимист…

— Нет, Брюс. Я трезво смотрю на вещи…

— Я бы сказал — слишком трезво. Слишком!

— Не… не понимаю вас…

— Вам не хватает широты взгляда, Сидней. Вы погрязли в своих профессиональных делах и, — Локкарт почувствовал, что закипает бешенством, но не в силах был уже остановиться, — способны только нюхать, а не мыслить…