Шрифт:
— Нет, так сказать, в натуральном виде.
— Хорошо! Мы подберем тебе людей. Проинструктируешь их сам. Что еще?
— Узнать, какие части охраняют золотой запас на станции… Вот черт, забыл!..
— Митино? — подсказал Петерс.
— Совершенно точно — Митино.
— Зачем это нужно?
— Пока не знаю. Предполагаю — хотят подкупить охрану.
— Ясно.
— И еще. Пьяный Рейли бахвалился, что вместе с ним в Москве работают, как он выразился, «зубры» французской и американской разведок. Я будто бы видел их на совещании в миссии…
— Ты их действительно видел? — поинтересовался Петерсон.
— Не… не знаю. Может быть. Ведь фамилий своих они мне не называли.
— А Рейли назвал?
— Да! Американец Коломатиано.
— Мы о нем знаем. Имеет документы на имя Серповского Сергея Константиновича. Правая рука Де Витт Пуля. Опасный тип. Кого еще назвал Рейли?
— Француза Вертамона. Его специальность — диверсии. Постойте, постойте! В какой связи он его называл. — Берзин задумался. — Ага! Взрывы на железных дорогах… Вокруг Москвы… Чтобы отрезать пути подвоза продовольствия…
— А Коломатиано? Его обязанность?
— Кажется, экономическая разведка. Но надо уточнить.
— Сделай это осторожно.
— Само собой… Теперь вот что: они сняли для меня конспиративную квартиру…
— Адрес!
— Сейчас вспомню… Грибоедовский переулок, дом пять, — перед глазами Берзина промелькнула картина, как он спрашивает у женщины адрес. Грибоедовский, пять… А квартира? Что она ответила? Ничего! Нет, нет! Она назвала и… Нет, не назвала, а показала, точнее — замахала у него перед лицом растопыренной ладонью… — Квартира тоже пять! Вспомнил!.. Зовут Еленой Николаевной.
— А какое отношение она имеет к Распутину? — спросил Петерсон и, увидев, что Эдуард Петрович не понял его вопроса, уточнил. — Вчера ты говорил, что она хвалилась, будто спала с Григорием Распутиным…
— Возможно, — согласился Берзин. — Очень возможно. Это на нее похоже.
— Фамилия женщины известна? — спросил Петерс.
— Нет. Просто — Елена Николаевна. Вот пока и все. Петерс сложил блокнот, в который записывал сообщения Берзина.
— Начало неплохое. Уясни себе одно, Эдуард! Существует крупная контрреволюционная организация, и чем глубже ты врастешь в нее — тем лучше. У нас есть сведения, что Рейли, Вертамон, Коломатиано имеют разветвленную сеть агентов в среде офицерства. Эту сеть мы должны узнать и обезвредить. И еще одно — офицерство крайне неоднородно. Одни пошли против нас из-за лютой ненависти. Другие — по глупости, мальчишеству. Третьи — колеблются. Вот их-то и пытаются перетащить на свою сторону Рейли и компания… Нельзя допускать этого! Понимаешь? Ведь речь идет не только о том, что в стане врагов станет десятком или сотней офицеров больше или меньше. Надо бороться за каждого человека! Вот почему нам очень важно обезвредить агентуру Рейли.
Петерс замолчал, подошел к сидевшему на диване Берзину, сел рядом.
— Говори, чем тебе помочь? Я уже просил комиссара, — он кивнул в сторону Петерсона, — освободить тебя от текущих дел в дивизионе. Может, еще надо…
— Нет! Пока все в порядке, — Берзин замялся. — Вот только…
— Ну, ну, говори, — подбодрил его Яков Христофорович.
— Чуть было не влип вчера… С пропуском. Налетели эти бандюги. Обыск… А у меня в кармане — пропуск в ВЧК…
— Мд-аа! Случай неприятный, что и говорить. Но, думаю, он научит тебя и в крупном деле не забывать о мелочах… Кстати, не забудьте, когда будем подбирать командиров для представления Рейли, распределить роли, чтоб комар носу не подточил. А теперь, — он протянул руку Берзину, — будь здоров. Отдыхай!..
12
Но отдыхать в этот день Берзину не пришлось.
Часа через два, после того как он вернулся в казарму, его позвали к телефону. Хрипловатый, простуженный голос, в котором он с трудом узнал голос Рейли, попросил его немедленно явиться в кафе «Трамбле».
Повесив трубку, Эдуард Петрович сразу подумал, что Рейли каким-то путем узнал о его сегодняшней встрече с Петерсом, и вот теперь… Глупости! Откуда он мог узнать… Нервы сдают… А может быть, вчера ночью нас выследили, а утром видели, как в тот же дом пришел Петерс…
Хлебнув горячего морковного чаю, Эдуард Петрович немного успокоился. На всякий случай, доложил Петерсону, что отправляется в «Трамбле», долго и старательно чистил сапоги… И все-таки где-то в глубине души щемила неосознанная тревога.
Рейли с первого взгляда заметил, что Берзин «не в себе».
— Что с вами, полковник? — был его первый вопрос. — Неприятности?
— А как вы думали? Всю ночь бражничать — это, я вам скажу, нешуточное дело. Утром явился в казарму— сразу вызывают к комиссару. — Берзин на всякий случай решил не скрывать, что был у Петерсона. — Ну и началось святое причастие. Где был да с кем? Что делал? На какие шиши пил? В общем — нудь!
— Обошлось?
— Да как вам сказать… Обещал упечь под домашний арест…
— Не ко времени, не ко времени, — Рейли был явно раздосадован. — Сейчас вы нам очень нужны. Обстановка изменилась, — он налил бокал вина, спросил: — Пить, конечно, не будете?
— Ни, ни!
— Понимаю. А я вот опрокину рюмочку. Голова кругом идет.
Рейли наклонился над столиком, глухо заговорил:
— Сегодня утром я, как и вы, получил нахлобучку. Не знаю, что там случилось у Локкарта, но он был ужасно зол… Хотя зачем я вам это рассказываю?.. В общем, я получил команду действовать немедленно. Локкарт вбил себе в голову, что местом проводимой нами операции должен стать Большой театр. Не знаю, какие военные действия он намеревается открыть на его сцене… Как бы там ни было, завтра утром я должен ему передать подробный план здания…