Шрифт:
— Кому предназначены эти деньги?
— Вашим людям. В первую очередь офицерам.
— Хорошо. Отчет об их расходовании я представлю…
— Никаких отчетов! — Рейли поморщился. — Мы полностью вам доверяем. И потом, чем меньше бумажек будет в нашем деле, тем лучше… Конечно, я имею в виду не те бумажки, что лежат под вашим стулом. Их может быть и побольше. Не так ли?
— Вы любите деньги? — спросил Берзин.
— Нет! Они никогда не играли решающей роли в моей жизни. Но я не люблю, если их нет. Когда вы сможете представить мне преданных нам офицеров? Дело не терпит, сами понимаете…
— Думаю, что дней через пять-шесть я дам вам полный список…
— Список? Мне нужен не список, а живые люди. С каждым из них я познакомлюсь сам.
— Хорошо. Пусть будет так. Ровно через неделю я приведу к вам своих людей. Где мы назначим встречу?
— На вашей новой квартире. — Рейли наполнил бокалы. — Елена Николаевна! Господин пастор! Полковник! Я поднимаю тост за успех нашего дела, за вас, господин полковник!
Потом пили за Елену Николаевну, за Рейли, за Тилтиня, снова за Берзина, опять за Елену Николаевну. Рейли наливал и наливал в рюмки.
На эстраду вдруг взобрался лохматый человек в потертом пиджаке, из-под которого выглядывала грязная тельняшка. На щеках его яркой краской были намалеваны бубновый и пиковый тузы. Размахивая длинными ручищами, лохматый начал читать стихи:
И пусть вздыхает черный кофе, Пусть гра играет на губах, Лишь я увижу едкий профиль На покрасневших облаках…Его не слушали. Лохматый неистово бил себя в цыплячью грудь и, наконец, сошел с эстрады, сам себе аплодируя.
В затуманенном мозгу Эдуарда Петровича билась одна и та же мысль: не болтать! Слушать! Только слушать! Не болтать! Тилтинь незрячими глазами смотрел на происходящее: крепкий коньяк явно ударил ему в голову. Елена Николаевна смеялась к месту и не к месту, но в какую-то минуту, бросив на нее короткий взгляд, Эдуард Петрович увидел неожиданно холодный, даже жесткий блеск совершенно трезвых глаз. «Вот так штука! Пьет наравне со всеми и…» — пронеслось в голове.
Рейли сыпал анекдотами, и сам первый смеялся своим шуткам.
— Никогда не думал, что латыш перепьет ирландца, — с пьяной настойчивостью повторял он одну и ту же фразу.
Внезапно шум в зале стих. В дверях, выставив длинные маузеры, стояло пятеро.
— Всем оставаться на местах! Деньги, часы и прочую драгоценную мелочь — на стол! — сильно грассируя, скомандовал высокий, щегольски одетый грабитель, очевидно главарь. — Пожалуйста, руки вверх! Мои друзья быстро избавят вас от ненужных вещей, и вы сможете продолжать веселье! Начнем!
Кто-то взвизгнул. Кто-то выругался.
— Просим не шуметь!
Один из налетчиков сдернул со стола скатерть, расстелил на полу в центре зала.
— Прошу подходить по одному и выкладывать все. Предупреждаем — в заключение будет обыск, — провозгласил главарь.
У скатерти сразу образовалась очередь. Летели на белый квадрат пухлые бумажники, часы, кольца, запонки. Один за другим обходил столики главарь. Вежливо раскланиваясь, взимал «дань» с посетителей.
С напряженным вниманием следил за ним Берзин. Как только начался «обыск», он с замиранием сердца вдруг вспомнил, что в левом кармане гимнастерки лежит листок картона, который, попадись он на глаза главарю или Рейли, одним махом разрушил бы так долго и тщательно готовящуюся операцию. Сколько раз Эдуард Петрович клялся себе без нужды не носить с собой этот шершавый листок картона, на котором каллиграфической прописью было выведено, что его владелец имеет право беспрепятственного входа в здание ВЧК. Надо же такому случиться: именно сегодня утром он заходил к Петерсону, чтобы оставить пропуск, но не застал его. И вот…
«Что делать? Начнут выворачивать карманы — обнаружат пропуск и тогда… Что же делать? Как только этот клыщ подойдет к столику, запущу в него бутылкой, а там — будь что будет». С трудом сохраняя спокойствие, Эдуард Петрович не сводил глаз с налетчика. А тот невозмутимо, будто выполняя обыденную, давно надоевшую работу, обшаривал карманы сидевших за столиками. Вот он застыл в нетерпеливом ожидании, пока толстый, лоснящийся господин мусолил во рту палец и, морщась, стаскивал с него массивное обручальное кольцо.
Потом главарь налетчиков подошел к столу, где сидели Берзин, Рейли, Тилтинь и Елена Николаевна. Берзин протянул руку к бутылке, но Рейли, видимо, поняв его намерение, ухватился за горлышко раньше и, опрокинув содержимое в бокал, протянул его налетчику:
— Выпьем за храбрых мужчин!
Налетчик принял бокал, улыбнулся Елене Николаевне:
— И очаровательных женщин! — он одним духом осушил бокал и как ни в чем не бывало спросил: — Вы приготовили драгоценности? Прошу!
Рейли протянул налетчику какой-то документ. Тот прочел его, вернул с поклоном Рейли.