Шрифт:
Во избежание проблем, Аглесс поручила Охре следить за горничной и докладывать о наиболее странных и подозрительных перемещениях девушки. Пять дней назад Мадлен тайком выбралась из особняка и связалась с главной служанкой другого знатного рода Кална.
«Оппоненты моего отца… Какое забавное совпадение»– криво усмехнулась принцесса.
Мадлен опасалась Эрнста и ненавидела Киану. И она готова была продать свой профессионализм, а также знания об особняке Аглесс. Хотя горничная мало что знала о наследнике… Ей уже известны некоторые тайны Её Высочества. То, что можно выгодно обменять на власть и неприкосновенность.
Скорее всего, Мадлен планировала сбежать. К счастью, на тот момент принцесса уже получила от Рейнара Эзреда запрошенную раннее вещь… Клятвенный кулон. Редкий артефакт, который закалялся на крови господина и накладывал так называемое «право вето».
Теперь Мадлен не сможет проговориться, даже если захочет. У неё будто пропадет голос, а если она попробует что-либо написать – её пальцы начнут бесконтрольно дрожать. Каждая попытка выдать тайны принцессы будет сопровождаться усиливающейся болью.
Мадлен не сможет снять его самостоятельно и никто, кроме самой Кианы, не поможет ей.
«Это, возможно, жестоко... Но иных путей нет. Разве что – убить её, ведь мертвецы не особо разговорчивы»
Принцесса не хотела проливать чью-то кровь, памятуя о собственной трагичной кончине. Именно поэтому она составила план-провокацию на пару с Охрой. Карета – всего лишь предлог для травмирующего события, которое заставит Мадлен потерять самообладание. Девушка должна была надеть артефакт самостоятельно, это главное условие. Но в последнее время горничная слишком осторожно принимает подарки леди Аглесс.
Единственный вариант – сильно расшатать нервы девушки, заставить её действовать поспешно, будучи ведомой отчаянной жаждой выживания. И подстроенная авария сработала безукоризненно.
«В конце концов, на сей раз я смогу приблизить к себе по-настоящему верного помощника. А Мадлен… Что ж, сомневаюсь, что теперь она сможет получить престижную работу. Вернуться в особняк Аглесс ей не дадут. Впрочем, если Мадлен не идиотка, то она и сама не захочет лишний раз провоцировать Эрнста и отца»
Оставалось дождаться прибытия новой кареты, благо, Охра уже выпустила сигнальный огонёк из специального поясного артефакта телохранителя.
Но на этом представление не кончалось. Близился утомительный второй акт…
«Ни минуты покоя»– хмыкнула Киана.
***
Фарфоровая тарелка с пронзительным звоном разлетелась от соприкосновения с каменным полом. Принцесса тяжело дышала, раскрасневшись от гнева. Охра стояла в дальнем углу комнаты с непроницаемым лицом.
— В… Ваше Высочество, пожалуйста! – испуганные служанки бегали туда-сюда, едва успевая прибирать последствия разгрома, учиненного леди.
Уже очень давно у Кианы не было подобных агрессивных всплесков, но сегодня плотину будто прорвало. С тех пор, как принцесса вернулась после неудавшейся поездки…
— Никто из вас мне не нужен! Криворукие гадины! – кричала Аглесс, грозно оглядывая импровизированное «поле битвы». Казалось, что следующее фарфоровое изделие может полететь в ближайшую служанку.
— Сестра…! – послышался взволнованный оклик от двери.
Все вокруг вздохнули с облегчением. Обычно, только Эрнст мог остановить Киану, когда та впадала в состояние неконтролируемого бешенства.
— Дорогая, что произошло…? – он нахмурился, предусмотрительно обходя осколки на своём пути.
Киана обернулась, пронзая Эрнста обиженным взором:
— Брат, это невыносимо! Мадлен оставила меня. И это после всего того, что я для неё сделала!
Девушка картинно заламывала руки, разом превратившись из грозной тигрицы в капризную леди.
Притихшие было служанки взволнованно переглянулись. Они на самом деле опасались реакции наследника. Хотя Эрнст был безусловно любим в особняке, но, когда дело касалось его любимой сестры, он был скор на расправу. Многие слуги попали под увольнение просто за то, что оказались не в то время и не в том месте. Конечно, это не касалось доносчиков, которые всегда присутствовали рядом с ним... Но даже те помнили незавидную судьбу Тиль.
Эрнст коротко вздохнул, не забывая подчёркивать свое сочувствие преувеличенно-ласковой улыбкой.