Разные нахалы, проезжие через переезд, часто среди белого дня, а в особенности вечером, когда она отворяет им заставы, пытаются притянуть ее поближе, чтобы насильно расцеловать. По большей части, будучи всегда настороже, она спасается, как настоящая газель, ловким прыжком в сторону… Догнать же ее и поймать – напрасный труд. Недаром заслужила она свое прозвище. Когда она жалуется на этих нахалов, все смеются:

– Дело простое! Le grand mal [16] . Таков свет…

А она и верит и не верит им всем. Неужели весь свет таков?.. А как же ее отец покойный, ведь он говаривал совсем не то… Она была мала, когда он был еще жив и обожал ее… Но все-таки многое она помнит…

Эльза-Газель часто задумывалась обо всем этом и, теряясь в догадках и противоречиях, спорила сама с собой, уставая душевно и отчаиваясь…

Все, что было в ней от природы, еще не определилось, не выработалось, не окрепло… и в борьбе с окружающим смолкало, будто уступало. Но затем вдруг снова шевелилось и прорывалось негодуя… И запуганная девочка, и энергичная девушка, сказывались теперь в ней одновременно, по очереди. Ребенком она перестала быть или переставала, а женщиной еще не стала.

Поезд, пролетевший через мост и остановившийся у станции, простоял три минуты. Человек десять пассажиров сошли на платформу. Все это были обыватели местечка Териэль и даже личные знакомые начальника станции и станционных служащих. Только одна дама, франтовато одетая была здесь никому не известна… Один из приезжих отдал багажный билетик молодому блузнику и вымолвил:

– Фредерик, тут мои пустые корзины в багаже… Оставь пока у себя… Я как-нибудь зайду и возьму.

– Что вам беспокоиться, господин Бретейль, я и сам завезу их вам на повозке, как пойду вечером… Мне все равно нужно заехать к Грожану. Ему большую посылку, килограмм в тридцать, сдать надо…

– Ну, ладно, – отвечал приехавший, человек лет пятидесяти, но еще моложавый на вид, одетый в коричневый плисовый пиджак, уже несколько поношенный.

Это был уроженец и обитатель Териэля, владелец дома и небольшой земли, которая вся была под огородом и фруктовыми деревьями. Бретейль был торговец овощами и фруктами, которые давали ему и его семье очень неплохие средства к жизни. Овощи сдавались на станции, и шли в Париж товаром, фрукты он сам отвозил в магазин, поставщиком которого был уже несколько лет.

Фредерик, малый двадцати трех лет, с добрым и глуповатым лицом, был служащим на станции при багажном отделении. Он был известен своей простоватостью, но за благодушие и готовность всегда и всякому услужить – усердного парня все любили… Только молодые окрестные девушки относились к нему свысока, ибо он был чрезвычайно дурен собой, мешковат в движениях, да к тому же эльзасец по происхождению и, следовательно, говорил с очень смешным акцентом.

Бретейль зашел в кабинет начальника станции, но того не оказалось; он был еще на платформе, хотя поезд уже скрылся из виду. Бретейль поздоровался с двумя служащими… Один считал деньги, вырученные за продажу нескольких билетов. Другой играл пальцами на телеграфном аппарате и вдруг звонко расхохотался.

– Что такое? – обернулся к нему кассир.

– Да вот у Альфонса попросил фрачную пару одолжить на один вечер, чтобы сходить в четверг на вечеринку… «Ну», отвечает мошенник, что всего не может дать… «Фрак и жилет пришлет с кондуктором курьерского поезда, а брюки не может прислать» и отвечает, что они… – И покосившись на вошедшего в комнату Бретейля, телеграфист смолк.

Товарищ его подошел к аппарату, взял бумажную ленту в руки и, прочтя знаки, начал тоже смеяться. Бретейль прошел через кабинет и вышел в противоположные двери, повидаться с приятелем, продавцом газет, у которого он обычно брал старые номера.

– Вы ему скажите, чтоб он вам, все-таки, прислал брюки… Для местной вечеринки вполне сойдет… – говорил между тем кассир. – А то и просто наденьте свои, клетчатые… Прослывете хоть за англичанина.

Телеграфист заиграл пальцами и затем, через несколько минут, получив ответ, снова начал хохотать.

Между тем кассир выглянул в окно на платформу и увидел начальника станции, который весело разговаривал с изящно одетой незнакомкой.

– О, взгляните, какая у нас фифа! Приезжая? – удивился он. – Нет, вы только гляньте, с кем это наш Туртуа любезничает… Хорошенькая женщина… И как одета. Просто шикарно!

– Diable, diable… Прелестная! – воскликнул телеграфист. – И к нам? У нас таких пассажирок по одной в год бывает. C’est louche… [17]

Между тем начальник подал руку даме и повел ее к себе.

– Господа… Стакан воды a madame… [18] – сказал он, вводя даму в кабинет. – Присаживайтесь…

Он указал женщине на деревянную скамью. Телеграфист бросился за водой в соседний кабинет.

– О, да… Я устала… – выговорила, жеманясь, дама.