Шрифт:
Лиру нахмурилась и поглядела на него с подозрением.
– И что?
– Ничего, – Эл пожал плечами, безразлично и холодно посмотрел в её глаза. – Просто вдруг понял – надоела ты мне. Не приходи больше.
– Эливерт, ты чего? Я… – она испуганно хлопала глазами. – Ты только скажи, я буду всё делать, как ты хочешь!
– Я хочу, чтобы ты ушла.
Подозрительно заблестевшие тёмные очи бывшего атамана не растрогали.
Лиру больше ничего не сказала. Развернулась и ушла.
На следующий день Эл наткнулся случайно на неё в центре поселения. Девчонка шла под ручку с Боргом. Заметив Ворона, Лиру демонстративно прильнула к верзиле, изо всех сил делая вид, что бывшего любовника не видит в упор.
Эливерт хмыкнул и прошёл мимо. Ему было абсолютно всё равно. В конце концов, Борг прав – он любую другую получит, когда захочет.
А пока бабы подождут. Пора заняться делами поважнее. Пора вернуться в жизнь по-настоящему. И пора вернуть себе прежнюю удалую славу.
В силках
Рвусь из сил и из всех сухожилий,
Но сегодня не так, как вчера,
Обложили меня, обложили,
Но остались ни с чем егеря.
Владимир Высоцкий
Следующие два года пролетели как два дня. Эл вернулся к привычной жизни. Не сразу это далось, разумеется. Но шаг за шагом, шагом за шагом… И вот уже вся кирлийская вольница заговорила о новом атамане Лэрианора.
Старый эрр Лок отправился на покой и уступил своё место чужаку. Это было странно, но почему-то никого не удивило. Ведь на тот момент Эливерт уже успел доказать парням из вольницы, на что способен, уже успел заручиться поддержкой многих братьев, а некоторые уже стали ему верными друзьями. И слава Вифрийского Ворона вновь загремела по всему Югу.
И пусть в душе теперь навсегда поселился страх сомнения: «А сможешь ли уберечь, атаман? Кто дал тебе право снова брать на себя ответственность за стольких людей, Ворон, когда ты уже подвёл, уже сгубил тех, кто в тебя верил?»…
Зачем кому-то знать о тех сомнениях? Это его собственный кошмар – и другим там не место.
Это были хорошие два года. Снова азарт и риск, от которых кипела кровь. Снова опасность, от которой по спине мурашки. Снова богатые уловы и удачно провёрнутые делишки. Снова нет нужды считать фларены, потому что их всегда больше, чем он в состоянии потратить. Снова кабаки, друзья, пирушки, реки вина и рину, горы жареного мяса. Снова женщины, много женщин – весёлые, славные девчушки, что согревали одинокими ночами, а утром бесследно растворялись навсегда. Снова бездонное небо над головой, пламя заката над Приозёрной равниной, уютные ночные костры и сверкающие искорки звёзд в вышине.
Он наслаждался жизнью. Он не мог надышаться простором южных земель. С жадностью одержимого Эливерт стремился ухватить от жизни всё, что возможно. Зачастую не думая о том, что желанное уже кому-то принадлежит. Он вернулся с того света. Почти переступил порог Бездны, и всё-таки вернулся назад. Он считал, что теперь у него есть полное право, выжать из этого мира всё, и ещё чуть-чуть. И он бросался с головой, как в омут, в любые хулиганства и веселье, надеясь, что однажды напьётся счастьем вдоволь.
Но все удовольствия мира не могли заполнить пустоту в душе, трещинку на сердце, глубокую как бездонное Лидонское ущелье.
И всё-таки это было хорошее время. И даже кошмарные сны почти перестали душить по ночам. И в тело возвращалась былая ловкость и сила. И Эл уже вполне уверенно сражался двумя клинками одновременно и не боялся нападения сразу нескольких противников. Он колесил по всему Югу, радуясь незнакомым землям, как ребёнок радуется каждому новому дню. Но, возвращаясь в тенистую прохладу Лэрианора, каждый раз понимал: вот он – его настоящий дом, тот клочок земли, где сердце ликует от каждой травинки. Он приобрёл новых друзей в местной вольнице и среди бессмертных. Особенно тесно сошёлся атаман с Наиром.
Словом, всё жуткое постепенно превращалось в воспоминания – тяжкие, мрачные, болезненно-горчащие, но всё-таки просто воспоминания.
Прошлое – это только прошлое. Оно никогда не отпускает полностью, но, даже помня о нём, можно жить в дне сегодняшнем и даже ждать завтрашний.
Будущее, правда, тоже пугало слегка. Разговоры о войне уже не смолкали. Набеги северян на приграничные земли теперь никого не удивляли. Всё чаще пылали маленькие поселения на окраине Кирлии, в Северо-Восточном Пределе. Всё больше южан угоняли на невольничьи рынки Герсвальда.
Когда-то давно Север уже прошёл через всё это: набеги, пожарища, рабская доля, сломанные судьбы. Ворон помнил те дни. Он не забыл, как был счастлив, покинув родные земли и явившись сюда, на знойный Юг. Эта земля тогда показалась такой благодатной, свободной, полной жизни и красоты. Земля, в которой нет рабов, нет унижения, нет зла.
Он, ясно-понятно, заблуждался тогда. Запрет рабства ещё не спасает людей от унижения и зла. Но всё-таки после Герсвальда разница виделась сразу.
И пусть родную Вифрию пришлось покинуть против воли (слишком рьяно тогда северные стражи порядка взялись за поимку Ворона и его парней), но когда сбежал в Кирлию, понял – всё к лучшему. Стоило сюда приехать и остаться.