— Тебе категорически противопоказано работать с чем бы то ни было ньонским, Дер. У тебя от этого какие-то странные идеи в голове появляются.

Тут Дерек подумал, что на такое неплохо бы и оскорбиться, и сложил руки на груди.

— Ты на меня работал, — Райтэн сделал упор на прошедшем времени, — пять лет назад. С осени 638-го по весну 639-го. Сейчас, как подсказывает мне память, — с отменной язвительностью в голосе добил он, — 643-й.

На лице Дерека отразилась растерянность.

С минуту он тупо смотрел на Райтэна, затем до него дошло — и он рассмеялся от смущения и облегчения и рухнул в кресло.

— Ты прав, — со смехом согласился он, — всё ньонское на мне, определённо, дурно сказывается!

Райтэн вздохнул с облегчением и, изобразив улыбку краешками губ, ответил:

— Ну, хвала Великому Пламени! А то я уж испугался… — и не удержался от шпильки: — Ты там проверь на всякий случай, нет ли у тебя на запястьях моего имени, а то вдруг мы что-то упустили?

— Свят-свят-свят! — отмахнулся Дерек. — Мне твоего имени в паспорте хватает!

— Как интересно! — продолжал изгаляться Райтэн. — И с каких это пор в паспорта заносят данные о работодателях, а?

— Всё, всё! — замахав руками, выскочил из кресла Дерек и прижал руку к сердцу. — Прости своего несчастного безмозглого брата, ибо он не знает, что несёт!

Губы Райтэна заметно дрожали от сдерживаемого смеха.

— Я подумаю, — с королевским видом пообещал он.

Ухмыльнувшись, Дерек отметил:

— Ты мне ещё Годэна забыл припомнить.

Нарисовав на лице выражение истинно священного ужаса, Райтэн не только воскликнул: «Свят-свят-свят!» — но от усердия даже перекрестился.

— Вот! — наставительно поднял палец Дерек. — У меня явный талант обращать даже самых прожжённых атеистов!

— Не дождётесь, — беззлобно огрызнулся Райтэн и со вздохом вернулся к разглядыванию своей карты.

Дерек подошёл ближе, тоже её поразглядывал, почесал бороду и признался:

— Вообще не представляю, где его найти.

— Ну, помолись, что ли, — с хмыканьем предложил Райтэн. — Должна же и от верунов быть своя польза?

— На Бога надейся — а сам не плошай! — наставительно напомнил Дерек.

Махнув рукой на карту, они отправились обедать.

Обед, впрочем, сразу не задался, потому что в гостиной они застали весьма драматичную картину: на диванчике Руби ревела Кайтэнь в плечо, тётушка суетилась с какими-то успокоительными каплями, а поодаль топтались неизменный профессор Линар и почему-то Илмарт.

Поскольку девушки были заняты слезами, профессор слишком нервничал, а тётушка слишком причитала, именно Илмарт и сумел ввести новоприбывших в курс трагедии: оказалось, что Руби таки действительно сбежала из дома, использовала для поступления фальшивые документы, и вот, теперь получила письмо от отца, который наконец нашёл блудную дочь и планирует в ближайшее же время вернуть её на путь истинный.

Собственно, Илмарт как раз присутствовал при первом прочтении этого письма — в кабинете при архиве, где они вместе рисовали карты, — поэтому и поспешил привести Руби к Тогнарам (профессора они встретили по пути и прихватили с собой).

— Но вы же можете что-то сделать, правда? — с надеждой вопрошала у профессора Кайтэнь. — Указать на её талант…

Ей казалось, что он почти всемогущ, и даже вещи совершенно невозможные ему подвластны.

Профессор устало потёр лицо ладонями. В плане ректора, определённо, были свои изъяны, поскольку не всех дам, жаждущих получить образование, поддерживали их отцы или мужья, и, как следствие, попытки поступить в университет в обход их воли бывали достаточно частыми. Ректор, конечно, пытался пробить разрешение обучаться любым женщинам, изъявившим желание и сдавшим вступительные экзамены, но Парламент разумно опасался, что так начнётся массовый исход тех, кто в образовании не заинтересован, зато сбежать из семьи очень даже хочет. Ректор настаивал, что вступительные экзамены вполне решают эту проблему, но дело, однако, застыло и не желало сдвигаться с мёртвой точки — анжельцы, конечно, славились своими прогрессивными взглядами, но к такой степени женской эмансипации пока не были готовы.

— Можно попробовать поговорить с отцом госпожи… — профессор замялся и нахмурился, осознав, что известная ему информация о фамилии студентки больше не актуальна.

— Рубиэлэнь Михар, — убито представилась та.

— Рубиэлэнь? [1] — удивлённо приподнял брови Райтэн, которому имя показалось настолько странным, что он упустил фамилию.

— Михар? — не менее удивлённо переспросил профессор. — Я думал, его дочь старше… — нахмурился он.

— Мне двадцать пять, — призналась Руби.