— Не кипишуй, дорогая, — обратился Гидеон к жене. — Мисс Аддамс просто сбилась с пути. Ей не хватает в жизни счастья. Налицо признаки глубокой депрессии.

— Нет у меня никакой депрессии, — буркнула Уэнсдей.

— Да-да. Юная мисс, вам следует больше уделять внимания себе. Любите себя, любите своих друзей, найдите человека своего сердца, а не играйте в детектива, делая ложные предположения. Этим вы ставите себя в неудобное положение. Такое, как сейчас, — он хмыкнул. — Вы видите мир чёрным, но он не таков. В нём есть удовольствия… они — ключ ко всему.

Уэнсдей пыталась его не слушать, но слова гипнотизировали. Лишали трезвости ума, перекручивали мысли. Она против воли вспомнила о Ксавье, о творческом единении с ним и о необычном ощущении от поцелуя. От своего первого поцелуя в жизни… почему-то такого приятного и правильного. Который хотелось, возможно, повторить.

Она хотела тряхнуть головой, отогнать наваждение даже от таких удивительно приятных дум. Ей нельзя было терять бдительность… но противиться сверхчеловеческому воздействию на мозг было почти невозможно.

— Вы утопаете во тьме собственных мыслей, когда это совсем не обязательно. Вы пугаете людей, о вас ходят грязные и кровавые слухи, и это сказывается на вашем ментальном здоровье. Наше общество помогло бы вам исправиться… — его монотонный, но действенный монолог продолжался более часа.

Эта мучительная пытка сводила её с ума. Все слова Гидеона вопреки доводам разума казались логичными и близкими сердцу. Хотелось выстрелить себе в голову, только бы прекратить безжалостную промывку мозгов. Лишь боль в шее и липкая полузасохшая кровь на коже действовали отрезвляюще. Уэнсдей цеплялась за это ощущение — ведь оно единственное, что было настоящего в том злосчастном доме.

— Вы правы, вы во всём правы… — заговорила жадно она, и продолжала цепляться за боль.

Хотелось обмануть этих сектантов и сбежать прочь от их гнусного обиталища.

— Простите меня… но мне надо в школу. Меня хватятся. Но я вернусь к вам. И никому ни о чём не расскажу.

— Вы искренни, мисс Аддамс? — поинтересовался Гидеон.

— Мне надо подумать. Это всё так сложно, — хотя сложнее ей давались эти слова и надрывной тон, как у истерички.

— Я поверю в вашу благоразумность, — и с её шеи убрали клинок.

Уэнсдей до выхода из здания дошла медленно и спокойно. Даже фонарь подобрала. Кинжалы ей, конечно, не вернули. Незначительная потеря — у неё ещё полно всевозможных орудий.

Только входная дверь распахнулась, как она сорвалась с места и побежала прочь во мглу, не оглядываясь. Рассудок продолжал оставаться затуманенным и странным, но она знала — стоило поскорее вернуться в школу. Невермор ей вдруг показался самым безопасным местом на планете.

Уэнсдей не заметила, как добежала до двора, где уже дважды обнаруживали трупы. Но когда тусклый свет её фонаря озарил новое, определённо мёртвое, тело, она застыла в изумлении, созерцая очередной труп в пижаме с окровавленной грудью и лужей крови вокруг головы. На этот раз у убитого отсутствовали ноги. Полностью, вплоть до живота. Из-под рубашки торчали перерезанные кишки и другие внутренние органы, испачканные во всяких телесных жидкостях. Их было бы интересно рассмотреть, если бы не контекст ситуации.

Вглядевшись в его лицо с вовек застывшим выражением боли, она признала в нём Кента. Очередную сирену и друга Бьянки.

Уэнсдей выронила фонарь из рук и сглотнула слюну.

Неужели сектанты и правда не имели никакого или почти никакого отношения к убийствам? Разве только у них был специально обученный наёмник…

Почему-то ей не захотелось больше думать об этом расследовании.

========== Глава 17: Проигрыш ==========

Уэнсдей стояла на месте, смотря на почти невидимый в полутьме труп — уличные фонари горели в отдалении, а луч от её упавшего фонаря лишь светил в никуда. Но ворох мыслей, пытающихся прорваться через тину спутанного сознания, давил на виски и заставил её крепко закрыть глаза. Осознание, что она ничего так и не узнала, пыталось её раздавить, как жука. Может, все взрослые вокруг, и даже эти проклятые сектанты, правы — она просто недальновидный подросток с завышенным самомнением. В прошлый раз она обвинила в убийствах Ксавье, и, если бы не случайность, он бы так и остался за решёткой, а настоящий хайд продолжил бы бесчинствовать.

Ныне к ней даже не приходило никаких видений. Единственное видение, что её потревожило за последние недели — когда она коснулась Сольейт. Уэнсдей начала по ним скучать. Они раскрывали страшные вещи, но помогали. А без них, значит, она как без рук. Обычная глупая, как и другие люди, девочка с косичками.

Ей захотелось подойти к трупу Кента. Душу тешила слабая надежда, что, если она его коснётся, наконец видения вернутся и покажут ей лицо убийцы. Но оставлять свои отпечатки пальцев на нём — не лучшая идея.

Но что делать без своих особых способностей, Уэнсдей не знала. Не представляла, кого всё-таки подозревать во всех этих бедах. Все нити запутались в непонятное нечто, и распутать их уже не представлялось возможным. Хотелось продолжать верить, что убийцы — сектанты. Но у главарей сего общества было сильное алиби. А труп Кента был ещё, наверное, тёплым.

Поблизости никого не было. Лишь она стояла наедине с трупом.

Без надежды она подняла фонарь и снова осмотрела место преступления, надеясь найти следы убийцы. Может, какой-то примятый участок травы или отпечаток подошвы на тропе. Но всё было чисто. Ни единой действительной зацепки.