Ноги сами завели его в подвал — он тоже не был заперт — и Ксавье завертел фонариком во все стороны, пытаясь отыскать между многочисленных полок бедную девочку. Когда луч света всё-таки упал на неё, он отпрянул: от изумления, что Тайлер всё-таки не обманул, и от вида Уэнсдей, что лежала к нему спиной.

Под светом заблестела алая лужица на полу и железные цепи, сковавшие руки за спиной. Девочка безжизненно лежала на боку, и только её косы оказались нетронутыми. Платье, с такой радостью подаренное ей несколько дней назад, было сплошь исполосовано на несчастные обрывки ткани, едва укрывающие её разрисованную порезами кожу.

Медленными шагами он приблизился к ней, боясь обойти её и посмотреть в лицо. Воображение разбушевалось и воссоздавало картины, где укрытый чёрными косичками лежал голый череп.

Но фонарь осветил почти нетронутое лицо. Лишь несколько кровоточащих царапин и пульсирующий ушиб под чёлкой. Глаза — закрытые и безмятежные, как у крепко спящего сладким сном. И только губы перекошены от боли…

Он провёл фонарём ниже, осветив исполосованный ранами торс. Самый страшный порез — внизу живота. Очень глубокая и опасная для жизни рана приблизительно чуть ниже пупка.

Оголённые колени распухли, и на них пульсировали новоявленные синяки.

Но самое главное — почти незаметно и редко, но её грудь вздымалась от дыхания. Она была жива. Он нашёл её. Раненой, но ещё живой…

— Уэнсдей… — он опустился перед ней на колени и заглянул в бледное лицо. — Теперь всё будет хорошо. Я обещаю, — он мгновенно снял с себя куртку и прижал к самой глубокой ране.

Главное, чтоб она не погибла до приезда медиков.

— Вещь… — вдруг прошептала она и едва-едва приоткрыла глаза.

Они были полны боли и гнева.

— Им… им нужен Вещь. Они нас обманули… — Уэнсдей не продолжила: застонала и снова потеряла сознание.

А с улицы донеслись сирены скорой помощи.

========== Глава 20: Погибель ==========

Комментарий к Глава 20: Погибель

Так-с, я тут поглядела на свою работу и решила, что рейтинга R тут недостаточно. Смена рейтинга ничего в работе не поменяет, если что) Теоретически, конечно, это может развязать мне руки, но пока такого у меня в планах нет)

Первым в подвале к ним присоединился запыхавшийся шериф с фонарём на лбу и пистолетом наготове, а за ним мельтешили нервные медики. Донован полминуты рывками оглядывался, направляя ствол в каждый подозрительный угол, а потом сам себе кивнул и спрятал оружие в кобуре. Врачи за ним облегчённо выдохнули.

— Мертва? — тихо спросил шериф, пропуская медиков вперёд.

— Жива… — шёпотом отозвался Ксавье и, одной рукой продолжая прижимать куртку к самой страшной ране, с нежностью провёл по щеке девушки тыльной стороной ладони.

И хотя кожа была холодна, словно кожа настоящего мертвеца или кусок льда, он ощутил мнимое, но приятное тепло. Ведь он касался живой, а не мёртвой плоти. И это оказалось невероятно приятным на ощупь. Удивительно, как ранее, казалось, незначительная деталь стала до боли в сердце важной.

Уэнсдей бы не понравилось, что кто-то ласково касался её щеки, но он и не собирался ей об этом рассказывать. Просто хотел запомнить момент, когда чуть не потерял её, и всё же успел обнаружить живой.

Хотя оставался шанс, что она могла погибнуть. Масштабы кровопотери пугали.

Как только врачи приблизились, Ксавье напоследок ещё раз взглянул в её полное боли спящее лицо и отошёл. Как бы ему ни хотелось остаться вместе с ней, ей требовалась квалифицированная медицинская помощь, а не поглаживания по щеке и прижимания обычной спортивной куртки к опасной для жизни ране. Да и вероятно, будь этот способ рабочим, у него бы всё одно ничего не вышло: Уэнсдей бы как в сказках вылечилась, но после убила бы его за такие нежности. Почему-то в этом он не сомневался. Ксавье желал и находил в ней бесчисленное количество доброты, но он не идиот — и не ждал от неё проявлений среднестатистического для людей великодушия.

Но мысленно, уже отойдя от её тела на несколько шагов, Ксавье дал ей обещание, что будет ежедневно посещать её в больнице до полного выздоровления. И всё равно, что она подумает на этот счёт. Даже если она станет смотреть на него взглядом хладнокровного хищника и заявлять, что и без его помощи выбралась бы на волю и сама дошла бы до больницы. В любом случае он решил её не оставлять. Он как никогда отчётливо видел её важность для себя.

Врачи, расставив многочисленные фонари с разных сторон, тотчас занялись ею, а шериф Галпин дёрнул Ксавье за плечо, отведя его подальше и обращая взор на себя. Но сильнее всего бросились во внимание его глаза — усталые и окружённые россыпью глубоких морщин. Печали, горя или гнева в зрачках не отражалось. Это был просто уставший от всего мужчина, чей сын оказался монстром и уже во второй раз устраивал ужасные вещи в Джерико. Ксавье захотелось эти глаза однажды отобразить на холсте. Было в них что-то особенное.