Но только он что-то ломал, откуда-то поступал непонятный газ и начинал его душить. За парой минут мучительных попыток вдохнуть чистого воздуха всегда следовало беспамятство. Как только он просыпался — плиты вокруг вновь оказывались безупречными, а на месте сломанного туалета появлялся новый. На заработанных ранах и ушибах — мази и бинты или пластыри.

Видя их, Тайлер всегда фыркал. Если врачам хотелось о нём заботиться — могли бы снять с рук кандалы. Они держались на длинных, но очень тяжёлых железных цепях и были прикреплены к углу. Но каждый день казалось, что местоположение того угла менялось.

Наручники скрывали почти четверть предплечий и жутко натирали. Иногда Тайлер думал, что лучше бы ему просто ампутировали конечности — ведь не мог стерпеть зуд. Он был бы согласен на что угодно, только не мучить себя кандалами.

Перевоплотиться в хайда он не мог, как бы ни желал сего. Всякая попытка стать сильным монстром, способным разнести свою пыточную камеру, оборачивалась лишь болью в голове. Его безжалостно накачивали какими-то препаратами через еду. Он уже пробовал не есть… но тогда его отравляли газом, заставляя мучиться без возможности вдохнуть и выдохнуть, а просыпался он обессиленный и едва способный вспомнить своё имя.

Конечно, иногда его выводили наружу. Но обычно лишь в душ, и он этого не помнил. Эти людишки его так боялись, что сначала лишали чувств. Только единожды он почти очнулся, когда его, как какого-то недееспособного человека, купали другие люди. И даже тогда тело было заковано в цепи. Но в тот раз он почти сразу заснул дальше.

Дни же, когда ему разрешали выйти проветриться, он мог пересчитать по пальцам. Их было всего девять. В те моменты его вновь отравляли неким сильным седативным препаратом. Потом заковывали во всевозможные цепи, завязывали глаза и катили на носилках в неизвестность. Когда с глаз срывали повязку — он видел маленький двор, огороженный пятиметровым, если не больше, забором. И оставляли в одиночестве навёрстывать круги на свежем воздухе.

Немного чаще у него были сеансы с психологом. Его приковывали к какому-то статичному стулу в камере с железными прутьями, и по ту сторону с ним беседовали всегда разные психологи. А может, то был и один человек… после длительного заточения он уже не знал, чему доверять. Ведь он начинал по-настоящему сходить с ума.

И всякие книги или другие предметы, чтоб скоротать время, которые периодически появлялись на полу — никак не способствовали улучшению ментального здоровья. Единственное, чего ему хотелось — разрывать эти книги на части, метать карандаши, как дротики, в стену или задушить себя нитками.

А во всём была виновата лишь кучка изгоев-подростков и его собственный предатель-отец. Из-за них Тайлер оказался в этом аду, где медленно и мучительно умирал.

Сильнее всего он злился на Уэнсдей Аддамс. Он её ненавидел. Из-за неё все планы пошли под откос. Одно глупое видение, когда он попробовал коснуться её холодной и привлекательной руки — и она отшатнулась и уже через мгновение бежала прочь от него. А могла бы принять его таким, какой он есть. У них был бы шанс. Помогла бы добровольно воскресить Крекстоуна, и они бы скрылись где-нибудь. Но она, глупая девочка, выбрала иное.

И Тайлеру хотелось ей отомстить. Хотелось, чтоб она страдала так же, как и он. А лучше — больше. Уэнсдей не меньше него заслуживала сидеть в заточении и сходить с ума в окружении мягких белых стен. Это маленькое хмурое создание кинуло пираний в бассейн со множеством учеников. И он был уверен, что она способна на убийство. А может, ей уже доводилось лишать кого-то жизни. Единственное — она не обращалась в хайда.

Одним утром, а может, днём, дверь, как обычно, открылась. Но ему не оставили еды и не напали. А зашёл мужчина в капюшоне и медицинской маске, натянутой по самые глаза. И поверх ещё затемнённые очки, как у какого-то вампира.

Тайлер нахмурился — что ему вновь проклятая жизнь уготовила?

Но, как оказалось, ему предоставили билет обратно в мир.

— Тайлер Галпин, есть предложение.

Он промолчал в ответ — ведь уже почти забыл, как говорить. Да и ему просто не хотелось.

— Всего одно одолжение — и ты будешь свободен.

Пришлось поднять заинтересованный взгляд.

— Я тебя освобожу. А взамен ты расправишься с Уэнсдей Аддамс. Она всем мешает.

Тайлер не стал отвечать, но впервые за долгое время улыбнулся. Он с радостью принёс бы к ней правосудие и просто так.

***

Ещё не рассвело, а он уже стоял у запертого на ночь полицейского участка. Там, конечно, кто-то дежурил, но это было скорее формальностью — дежурный спал на рабочем месте. Конечно, спал не по своей воле. Пара капель снотворного в кофе обезвредили мешающего полицейского.

Пока всё было в точности, как ему сказали — значит, всё готово. Надо только выкрасть Уэнсдей Аддамс. Камеры уже поломаны, полицейский и под крики не проснулся бы, а в кармане лежали безупречные дубликаты ключей.