Спенсер остановился и глубоко вздохнул.

— Однако, даже по словам мистера Фаулера, это — не изложение фактов. Все это только слух, основанный на якобы надежной информации, то есть образец весьма приукрашенного литературного стиля. Я спрашиваю вас, господин председатель, и вас, члены комиссии: можно ли всерьез считать эту заметку достаточным основанием для того, чтобы публично называть человека лжецом?

Бредфорд Двеллинг посмотрел на Спенсера и кивнул головой.

— Может быть, сенатор Куп разъяснит существо дела, — сказал он.

Аарон Куп негодующе откашлялся.

— Господин председатель, разбор дела в комиссии сопровождается мелочным педантизмом, словесной игрой, цель которых, как я полагаю, — помешать мне назвать вещи своими именами. Меня не запугают эти лицемерные маневры. Если американский патриот, вроде Уолта Фаулера, поднимает свой голос, к нему стоит прислушаться! Вот все, что я могу сказать по этому поводу.

Кто-то из зрителей стал аплодировать и закричал: «Браво!» Несколько других засмеялись. Кэрол Беквуд, сидевшая позади мужа, наклонилась к нему и положила руки ему на плечи. Гордон посмотрел на нее с печальной улыбкой. Затем он сказал:

— Сенатор Куп, будьте любезны, переведите свою речь для меня. Лжец я или нет?

Спенсер кашлянул. Бредфорд Двеллинг повеселел, но только на минуту. Затем он опустил голову. Аарон Куп выпрямился с пылающим лицом.

— А я и не знал, что мистер Беквуд перестал понимать язык, на котором говорим мы, американцы.

— Все равно, сенатор, — сказал председатель, стараясь не глядеть на Аарона Купа, — давайте закончим этот бесполезный спор и вернемся к более важным вопросам. — Он говорил быстро, боясь, что его прервут. — Я уверен, что сенатор Куп не хотел обвинить во лжи мистера Беквуда, когда последний сказал нам, что не встречал мистера Сталина. Сенатор Куп выразил некоторое разумное сомнение в точности показаний. Вот и все, насколько я понимаю. — Он остановился и взглянул на Гордона и Спенсера, а затем на сенатора Купа и его коллег, сидевших вокруг стола. — Надеюсь, такое объяснение удовлетворяет вас, — добавил он.

Спенсер неохотно согласился, следуя указанию своего подзащитного, а сенатор Куп молча кивнул головой. Через несколько минут заседание комиссии было отложено до следующего утра.

Газеты, откликнувшиеся на эго событие, пестрели заголовками: «Гордон Беквуд отрицает свою встречу со Сталиным. Видел ли Беквуд Сталина? Беквуд содействовал тайной сделке со Сталиным», — а ниже мелким шрифтом было набрано «утверждает сенатор Куп». Нью-йоркская «Стар джорнел» объявила: «Американский патриот разоблачает сочувствующего красным — Уолт Фаулер против Гордона Беквуда».

Позже, после смерти Гордона Беквуда, Спенсер сказал на пресс-конференции, которую он созвал в своем номере в отеле «Карлтон» в Вашингтоне:

Одним из многих дополнительных вопросов, возникших во время разбора дела, был вопрос о том, видел ли Гордон Беквуд Сталина в тысяча девятьсот сорок шестом году. Мистер Беквуд ответил: «Нет». Он не видел маршала Сталина. Сенатор Куп не мог доказать, что мистер Беквуд лжет, по той простой причине, что мистер Беквуд говорил правду. Но, притворившись, будто он не удовлетворен ответом мистера Беквуда, сенатор сумел извратить факты. Он намеренно создал атмосферу сомнения и уверток. Такая обстановка устраивала сенатора Купа. Она помогала ему оправдать свои обвинения против Гордона Беквуда перед остальными членами комиссии и народом Америки. В недавнем интервью, данном им в телевизионной программе «Встречи с прессой», сенатор Куп доказывал: «Не знаю, был ли мистер Беквуд виновен в государственной измене, я никогда не утверждал, что он был виновен. Но, если имелось хоть малейшее сомнение в его лояльности, значит, расследование было не только необходимо, но и жизненно важно для интересов нашей страны». Дело в том, леди и джентльмены, что никаких сомнений в лояльности мистера Беквуда никогда не было. В течение многих недель публичного разбора его дела в Вашингтоне и раньше, в бесконечной веренице допросов и разборов за закрытыми дверями, не было найдено ни одного факта, ни одного-единственного факта, бросающего хоть малейшую тень на лояльность Гордона Беквуда к американскому правительству, к американскому народу. Однако это не смущало сенатора Купа. Он начал драку — может быть, с добрыми намерениями, не знаю. Значит, нужно было выйти из нее победителем, иначе могла серьезно пострадать его политическая карьера. На карту было поставлено его место в сенате. Он нуждался в рекламе. И вот, леди и джентльмены, сенатор Куп заработал эту известность, такую же известность, какую приобретает убийца, убивающий ни в чем не повинного человека.

Спенсер закончил совсем тихо, его голос прерывался от волнения.

После конференции Майрон Вагнер спросил его:

— Что ты будешь делать, если сенатор Куп подаст на тебя в суд за клевету?

— Хорошо, если бы он это сделал, Майрон, — с жаром ответил Спенсер. — Честное слово, мне бы хотелось этого. Но я весьма сомневаюсь, что мне так повезет.

Когда сенатора Купа спросили о заявлении, сделанном Спенсером Донованом на пресс-конференции, он улыбнулся и сказал:

— Я нисколько не обижен на мистера Донована. Гордон Беквуд, его близкий друг, покончил, с собой. Естественно, бедняга в отчаянии. Я не собираюсь воспользоваться его несчастьем. Это не по-американски.

7. Четверг, 19 июля, 9.00 утра

В дверь кабинета тихо постучали, и появилась Мэри Шеппард. Она бесшумно подошла к письменному столу и положила перед Спенсером почту; большая часть писем была уже вскрыта. С минуту Мэри стояла, нерешительно поглядывая на Спенсера. Но так как он ничего не сказал, она вышла и закрыла за собой дверь.

Спенсер смотрел на письма, но не видел их. Голова его была пуста, и он ощущал это, наслаждаясь чувством полного покоя. Полированная темно-зеленая мебель в его кабинете — диван, два кресла и низкий курительный столик — отчетливо выделялась на фойе деревянных панелей и казалась семейством загадочных существ, живущих своей собственной, непонятной жизнью. Зазвонил телефон в приемной, и Спенсер очнулся. Он встал, снял пиджак и повесил его в стенной шкаф. Вернувшись к столу, он, все еще стоя, придвинул к себе газету и, быстро ее перелистывая, наткнулся на имя знаменитого голливудского актера. Этот актер давал показания перед Комиссией по расследованию антиамериканской деятельности.

Спенсер сел. Актер признал, что в начале тридцатых годов он состоял в коммунистической партии. Он очень раскаивался, и его глаза, которые обычно называли неотразимыми, были полны искренних слез. Когда его попросили сообщить комиссии имена других людей, занятых в кинопромышленности и состоявших в партии, он сначала отказался их назвать. Но потом, после безжалостного допроса, под угрозой, что его обвинят в так называемом неуважении к конгрессу, он перечислил имена одиннадцати известных деятелей кино. Комиссия от всего сердца благодарила актера за содействие и хвалила его за патриотизм. Один член комиссии особенно успешно допрашивал свидетеля и способствовал получению нужных сведений. Это был член конгресса Арнольд Биллинджер.