Шрифт:
Карл VII отказывался участвовать в каких-либо мирных инициативах до тех пор, пока не пал Понтуаз. Только в октябре он согласился, чтобы мирная конференция вновь открылась 1 мая 1442 г. в месте, которое уже стало традиционным, между Кале и Гравелином. Готовясь к этому событию, Филипп Добрый и Карл Орлеанский встретились в Эдене в конце октября 1441 года. Они решили созвать всех ведущих территориальных магнатов Франции на встречу в Невере в новом году, на которой они оба будут председательствовать в качестве старших принцев из рода Валуа после короля и Дофина. На повестке дня в Невере должны были стоять три основных вопроса. Первый — растущее отчуждение между королем и принцами, которые считали, что их лишают того влияния при дворе, на которое они имели право в силу своего положения. Вторым вопросом было состояние королевства, в частности, высокий уровень налогов и продолжающиеся грабежи со стороны вольных компаний, большинство из которых теперь находились на службе у короля. В-третьих, речь шла о мирном процессе, поскольку в мае должна была возобновиться конференция под Кале. Королю было предложено дать согласие на проведение этой встречи и самому присутствовать на ней. Карл VII согласие дал, но, по понятным причинам, предпочел послать своего канцлера Рено де Шартра представлять его, а не присутствовать лично. Цель принцев была очевидна. Она заключалась в том, чтобы пробиться в близкое окружение короля и взять на себя ведение переговоров с Англией. Но Карл VII не собирался подчиняться этой схеме [806] .
806
Foed. Supp. D, 474–5, 477; BN Fr. 26068/4406, о несостоявшейся конференции в Манте (сентябрь 1441 г.); *Escouchy, Chron., iii, 29–41, 63; Monstrelet, Chron., vi, 25–6; Itin. Philippe, 206 (дата).
Конференция принцев открылась в Невере 28 января 1442 года. Кроме герцогов Бургундского и Орлеанского, в ней приняли участие герцоги Бурбонский и Алансонский, графы Вандомский, Неверский, Э и Дюнуа. Большинство из них за два года до этого были активными участниками или пассивными сторонниками Прагерии. Приезд герцога Бретонского ожидался ежедневно, но в итоге он был представлен своим старшим сыном Франциском, графом де Монфор. Карл VII находился в сорока милях в Бурже, и переговоры с ним приходилось вести путем обмена послами и письменными меморандумами. Кроме того, король дал понять, что торопится, так как в скором времени его ждут с армией на границе Гаскони.
В итоге ассамблея не достигла ничего, кроме афиширования разногласий между королем и его знатными подданными. Принцы протестовали против своего низкого представительства в Совете короля и на главных государственных постах. Они призывали к более коллегиальному стилю управления, при котором важные решения не принимались бы за закрытыми дверьми кабинетов группами из двух-трех человек. Они настаивали на более заметной роли Генеральных Штатов и возражали против высокого уровня налогов. Кроме того, у некоторых из них были свои личные претензии. Но король отмахнулся от всех этих критических замечаний. По его словам, он всегда выбирал себе советников из самых "знатных" людей своего королевства. Карл VII не стал оправдываться по поводу налогов, просто ответив, что они необходимы. Требование принцев о более тесных консультациях с Генеральными Штатами вызвало бурную дискуссию в королевском Совете. Преобладало мнение, что эти собрания — просто площадка, на которой принцы смогут объединить оппозицию королю среди духовенства и городов. С таким же успехом король мог бы передать управление государством трем сословиям.
Карл VII был бескомпромиссен в вопросах заключения мира. В его провале он винил англичан, которые неоднократно отвергали разумные предложения. Он подробно, но не совсем точно, описал их различные уступки. Но главная мысль, которую он высказал, была неоспорима. Дальнейшие переговоры вряд ли будут успешными. Его предшественники строили монархию как высшее воплощение единой национальной идентичности и он не собирался предавать их наследие, позволив англичанам удерживать какие-либо территории во Франции, кроме как в качестве вотчины короны и в обмен на оммаж. Карл VII не мог поверить, что принцы могут желать иного. Но, как он напомнил им, Бофорт и Кемп еще в 1439 г. ясно дали понять, что английский король никогда не согласится на это.
Вскоре после собрания в Невере Карл VII положил конец мирному процессу в его нынешнем виде. Он объявил о своем намерении отложить возобновление мирной конференции с 1 мая 1442 г. на 25 октября, чтобы осуществить планы своей кампании на юго-западе. После возвращения из похода в Гасконь он предполагал вторгнуться в Нормандию и рассчитывал вернуть себе все герцогство. Возобновление конференции, неоднократно откладывавшееся то одной, то другой стороной с августа 1439 г., было окончательно отменено. Замечания Карла VII принцам в Невере о бесполезности переговоров с англичанами, несомненно, были доведены до сведения англичан герцогом Орлеанским, который поддерживал с ними постоянную связь. Изабелла Португальская вскоре после этого официально отказалась от попыток посредничества.
Только Иоанн V Бретонский счел нужным попытаться вдохнуть жизнь в переговоры. Он предложил провести встречу под своей эгидой на границах Бретани. Но герцог умер в конце августа 1442 г., и проект умер вместе с ним [807] .
В феврале 1442 г., когда принцы спорили с французским королем в Невере, сэр Джон Толбот впервые за семь лет вернулся в Англию, чтобы выступить за отправку еще одной экспедиционной армии в Нормандию. Толбот был принят в Англии как герой и возведен в пэрство как граф Шрусбери. Но за энтузиазмом, с которым его встречали, скрывалась глубокая усталость от войны. Поколение, сражавшееся с Генрихом V, вымирало. Отсутствие интереса короля к войне было очевидным. Она шла плохо, и люди предполагали, что скоро наступит мир. Амбициозные молодые люди уже не смотрели на Францию как их отцы. Несмотря на опасения Совета относительно наступательных операций в Нормандии, Толботу было поручено набрать экспедиционную армию численностью 2.500 человек для шестимесячной службы во Франции. Но для их найма пришлось поскрести по сусекам. Латников было мало, и только каждый восьмой лучник был конным. Еще более проблематичным было финансирование. В марте Парламент принял решение о выделении единой стандартной субсидии, но дал понять, что на эти средства в первую очередь должен быть нанят военный флот для пресечения французского торгового рейдерства в проливе Ла-Манш. В итоге расходы на содержание армии Толбота были профинансированы частично за счет займов у кардинала Бофорта и частично за счет отвлечения ежеквартальных выплат жалованья герцога Йорка. Дальнейшие события в значительной степени подтвердили опасения Совета [808] .
807
*Escouchy, Chron., iii, 41–91; Monstrelet, Chron., vi, 27–50; *M. K. Jones (1983), 344–58 (art. 5).
808
Толбот: BN PO 2787 (Толбот)/51, 42; RDP, v, 287–8. Армия: PRO E404/58 (131); E101/54/11; E403/746, m. 7. Финансы: Parl. Rolls, xi, 326–9, 373–5 [5, 30]; Harriss (1988), 326; Johnson, 55–6; Steel, 321–2.
Когда 15 июня 1442 г. Толбот высадился в Арфлёре, его встретили военные советники герцога Йорка сэр Уильям Олдхолл и сэр Эндрю Огард. Они привезли отчет о ситуации в Нормандии и предложения по развертыванию новой армии. Было решено, что первоочередной задачей должно стать восстановление английских позиций на юго-восточной границе путем возвращения Лувье, Конша и Эврё. Толбот направился прямо к Пон-де-л'Арк, где соединился с Фоконбергом, командующим английской армией в этом секторе. Под командованием Фоконберга находилось 1.200 человек, большинство из которых были набраны из солдат живущих за счет земли. Объединенные силы, насчитывавшие от 3.000 до 4.000 человек, но весьма неоднородные по качеству, двинулись на Конш. Замок утратил свое прежнее значение после того, как французы отвоевали Эврё, который был более удобной базой. Однако Толбот и Фоконберг потратили шесть недель на его осаду, после чего около 9 сентября окончательно выбили французский гарнизон.
Развить этот успех оказалось непросто. Дюнуа, командующий французскими войсками на этом фронте, был, пожалуй, единственным французским полководцем, который не уступал Толботу в тактическом мастерстве. Его маневрам мешала меньшая численность армии и существовавшая военная ортодоксия, согласно которой французская армия ни в коем случае не должна была рисковать вступать в битву с англичанами. Тем не менее, он успешно действовал в регионе, обрушиваясь на другие английские гарнизоны в непредсказуемые моменты. Роберт де Флок, еще один грозный противник, теперь уже обосновавшийся в Эврё, нападал на английские линии снабжения и отдельные отряды, нанося им большие потери. У Толбота было мало времени. Совет в Вестминстере хотел, чтобы Дьепп был отвоеван, и он не мог рассчитывать на людей, прибывших из Англии, поскольку срок их контрактов истекал в начале декабря. В результате он был вынужден отказаться от идеи атаковать Лувье и Эврё и отступить на запад. После его отхода Вернёй и Галлардон, два оставшихся английских гарнизона юго-восточной границе, оказались в опасном положении. В течение нескольких дней после ухода Толбота замок Галлардон, захваченный Франсуа де Сурьеном в результате дерзкого нападения в начале года, был продан графу Дюнуа. Вернёй, похоже, должен был стать следующим [809] .
809
Толбот: Foed. Supp. D, 490–1. Фоконберг: BN Fr. 7628, fols. 517–531vo. Пон-де-л'Арк: AN K67/12 (59, 76, 78); BN Fr. 25776/1574. Конш: Foed. Supp. D, 496–7, 497–8. Флок: Heraut Berry, Chron., 249–50; Monstrelet, Chron., vi, 57–9; Cron. Norm., 93–4; Foed. Supp. D, 495. Gallardon: L&P, ii, 331–2; Bossuat (1936), 277–80.