К середине сентября стало ясно, что голодом Понтуаз не взять. Его придется брать штурмом или не брать вообще. 16 сентября французы взяли штурмом Нотр-Дам — приходскую церковь, стоявшую на возвышенности за стенами у юго-западного угла городских стен, которая была встроена в оборонительные сооружения. С башни церкви можно было наблюдать за городом и корректировать огонь своей артиллерии. Через три дня, в полдень 19 сентября, был предпринят общий штурм сразу в трех местах. Один отряд атаковал юго-восточный угол стен, у слияния Уазы и Вьон. Другой начал штурм с барж, пришвартованных в Вьоне. Третья была направлена против Бовезийских ворот на западе. После четырехчасового рукопашного боя французы перевалили через стены и ворвались в город. По самым достоверным оценкам, потери англичан составили не менее 500 человек убитыми. Более 300 человек, включая лорда Клинтона, были взяты в плен. Многие из пленных были вытащены из укрытий в городе на следующий день после штурма. Попавшие в плен в городе, взятом штурмом, они оказались в полной власти нападавших. Некоторые из них были преданы смерти там, где их нашли. Остальные были проведены по улицам Парижа в лохмотьях, без головных уборов и обуви на ногах, скованные цепями по двое, а затем заперты в замках пленителей в ожидании выкупа. Некоторые из них не стоили затрат на свое содержание. Таких тайно убивали в подвалах или доставляли на Гревскую площадь, чтобы утопить в Сене на глазах у толпы зевак [800] .

Для снабжения Понтуаза Толбот пошел на еще больший риск, чем годом ранее при осаде Арфлёра. Как и в 1440 г., за это пришлось заплатить. Гарнизоны, лишенные солдат, для комплектования полевых армий, не могли поддерживать прежний уровень караулов и дозоров. Уставшие люди плохо несли службу. Большим французским гарнизоном в Конше руководили анжуйский дворянин и королевский советник Пьер де Брезе и его шурин, удачливый солдат Роберт де Флок. Воспользовавшись тем, что англичане были заняты под Понтуазом, они напали на вражеские гарнизоны в южной Нормандии. В июне они захватили обнесенный стеной город Бомон-ле-Роже в долине реки Рисл и расположенный рядом замок Бомениль. В ходе последовавшего затем расследования потеря Бомениль, как и потеря самого Конша, были объяснены слишком большим количеством отсутствующих в гарнизонах солдат.

Лорд Фоконберг, игравший заметную роль под Понтуазом, был капитаном кафедрального города Эврё. Он располагал одним из самых крупных гарнизонов в регионе, но, скорее всего, под Понтуазом он опирался именно на него. 15 сентября, за четыре дня до штурма, в результате которого Понтуаз достался французам, Роберт де Флок подступил стенам Эврё. Горожане, как и жители других нормандских городов, были разделены. Патрициат и муниципальные чиновники в целом были лояльны к своим английским правителям. Однако в Эврё существовала хорошо организованная группа французских партизан. Местный рыбак провел людей Роберта де Флока через водоток в северных стенах. Когда была объявлена тревога, гарнизон попытался отгородить этот сектор города баррикадой из перевернутых телег, но был быстро обращен в бегство. Небольшие потери с обеих сторон (пять человек убитыми) говорят о том, что англичане практически не сопротивлялись. Потеря Эврё стала серьезным ударом для англичан, открыв брешь в обороне на юго-востоке Нормандии до Сены. О том, что де Брезе и де Флок были связаны на протяжении всей жизни, сегодня напоминает прекрасный витраж, который они заказали для собора в Эврё в честь окончательного изгнания англичан из Нормандии. Оба изображены молящимися стоя на коленях рядом с Карлом VII и Дофином Людовиком [801] .

В ноябре 1441 г. в Вестминстерский Совет прибыл Жан Ринель с докладом от герцога Йорка о катастрофическом ходе событий после его прибытия во Францию. Советники посвятили несколько заседаний обсуждению этого вопроса. Они яростно осуждали территориальные потери, которые объясняли небрежностью командиров гарнизонов и грозили суровыми карами всем, кто был признан виновным. Большинство людей герцога Йорка возвращались в Англию после шестимесячной службы, и в Нормандии оставалось всего около 3.500 человек. Советники подсчитали, что, получая пособие из английских доходов в размере 120.000 ливров в год и нормандских доходов в размере 340.000 ливров, герцог должен был содержать в Нормандии 6.200 человек. Они задались вопросом, следует ли продолжать выплачивать ему пособие, если в его распоряжении остается чуть больше половины этого числа. На самом деле советники пользовались устаревшими оценками норманнских доходов. Истинная цифра, вероятно, составляла не более четверти от предполагаемой, а ведь сюда входила и жалованье гражданской администрации.

Совет приказал сэру Джону Попхэму сопровождать Ринеля в Руан и передать его мнение Йорку и Толботу. Эти соображения, должно быть, были крайне нежелательны для обоих. Им было приказано сосредоточиться на обороне нормандских портов и Ле-Кротуа и не рисковать своей безопасностью. Это было похоже на критику политики Толбота, который выводил людей из гарнизонов на службу в поле. Контроль над Ла-Маншем был вопросом, по которому Палата Общин высказывались все более активно. В нем также были заинтересованы лондонский Сити и компания Стейпл из Кале, которые становились главными кредиторами правительства. Но если смотреть на ситуацию из Руана, то очевидное предпочтение Совета чисто оборонительной политике, сосредоточенной на побережье Ла-Манша, должно было показаться нереальным. Это перечеркнуло бы два десятилетия военной доктрины, основанной на гибком использовании гарнизонных войск. Кроме того, пришлось бы отвлечь ресурсы от восточных и южных границ Нормандии, откуда исходила основная угроза со стороны французов. Однако вестминстерские советники все больше сопротивлялись подобным соображениям. Они больше не были уверены в том, что Нормандию можно отстоять, и уже задавались вопросом, что можно спасти из обломков [802] .

Летом 1441 г. английский политический мир потряс скандал, заставивший замолчать единственного заметного сторонника старых военных приоритетов Генриха V. В июле несколько членов двора герцога Глостера были арестованы и обвинены церковным судом в ереси, колдовстве и некромантии. Некоторые из них обвинили супругу Хамфри, Элеонору Кобэм. Интерес Элеоноры к колдовству и магии был хорошо известен. Похоже, что с апреля 1440 г., на который пришелся пик споров по поводу освобождения герцога Орлеанского, она побуждала своих слуг использовать темные искусства для предсказания времени смерти короля, в результате чего она, как супруга наследника трона, станет королевой. Обвиняемые сделали фигурку короля, вызвали демонов и с помощью заклинаний предсказали, что он умрет от меланхолии в мае или июне 1441 года. Они также предсказали, что члены Совета, контролировавшие короля, будут обезглавлены за свое самонадеянное поведение. В мире, где верили в силу Сатаны и его служителей, определяющих судьбы людей, предсказать смерть короля и его министров было равносильно тому, чтобы пожелать ее. Элеонора бежала в убежище в Вестминстерском аббатстве. Но в конце концов она была оттуда выдворена и осуждена за колдовство церковным трибуналом под председательством архиепископа Чичеле. Один из ее сподвижников был казнен в Тайберне как предатель, а другая сожжена в Смитфилде как ведьма. Что касается самой Элеоноры, то ее брак был аннулирован, а сама она была приговорена к унизительному публичному покаянию на улицах Лондона. Хотя Элеонора так и не предстала перед светским судом, по решению Совета она была заключена в тюрьму пожизненно, сначала в замке Кенилворт, а затем на острове Мэн. Дело против нее не было сфабриковано, так как Элеонора признала часть обвинений. Но время проведения суда и его публичность, унижение герцогини на лондонских улицах, участие Совета и королевского двора почти на всех этапах драмы — все это говорит о том, что это был политический процесс, реальной целью которого был сам Глостер. Эти события морально сломили Хамфри. "Он с каждым днем становился все более странным по отношению к королю", — писал современник. Кроме эпизодического участия в заседаниях Совета, он больше не принимал участия в общественной жизни. Этот инцидент подорвал внутреннюю оппозицию мирному процессу, которая всегда ассоциировалась с герцогом и его друзьями. Не было другого человека, обладающего статусом и красноречием, который мог бы бороться за их дело [803] .

По иронии судьбы, в момент политической гибели Глостера события подтвердили его возражения против освобождения герцога Орлеанского. Герцог никогда не пользовался реальным влиянием при французском дворе. Французский король с подозрением относился к условиям, на которых он получил свободу, и не одобрял его вновь обретенной дружбы с герцогом Бургундским. Поначалу он даже отказался принять кузена на публичной аудиенции, настаивая на частной встрече без сопровождающих, что герцог отверг как оскорбление своего достоинства. Судя по всему, герцог Орлеанский не принимал участия в Совете до 1444 года. Его отношения с министрами короля были настолько плохими, что в течение шести месяцев после освобождения он был убежден, что его пытаются отравить. Проблема, связанная с идеей использовать его для изменения основных направлений французской внешней политики, заключалась в том, что она зависела от поддержки известных противников главенствующей группы в правительстве Франции. Все они были людьми, которые либо участвовали в Прагерии, либо поддерживали ее на расстоянии. Герцог Орлеанский никогда не смог бы добиться влияния через этих людей, если бы не произошел удачный государственный переворот. В результате в течение восемнадцати месяцев после освобождения он постоянно оказывался втянутым в заговоры более опытных и безжалостных политиков, готовивших аристократический мятеж [804] .

Главными сторонниками усилий Карла Орлеанского по заключению мира были Иоанн V Бретонский и Филипп Добрый — два территориальных магната, которые больше всего выигрывали от прекращения англо-французской войны. В феврале-марте 1441 г. Иоанн V председательствовал на конференции в Нантском замке, на которой присутствовали Карл Орлеанский и герцог Алансонский, и на которой был выработан очередной план совместного посредничества Иоанна V и Филиппа Доброго. Эта идея была обсуждена представителями Иоанна V с французским королем. Но она была сразу же отклонена решением французского короля отложить мирную конференцию в Кале и вторгнуться в долину Уазы. На другой конференции, состоявшейся в августе 1441 г. в Ренне, присутствовали, кроме графов Дюнуа и Вандомского, еще и главный гербовый король Англии. Заговорщический характер этих встреч не вызывал сомнений. Их целью было устранение действующих советников французского короля. Участники совещания обязались оказывать друг другу взаимную поддержку в случае, если советники ответят репрессиями против них. Свои планы они согласовывали с англичанами в Вестминстере и их советниками в Руане. Иоанн V попросил и получил от герцога Йорка заверения в том, что тот окажет ему военную поддержку в случае, если заговор приведет к вторжению в его герцогство. Герцог Алансонский добился расположения Ричарда Йорка, передав ему имена французов из "пятых колонн" в английских гарнизонах, которые были немедленно арестованы [805] .