Я застыла, сердце болезненно сжалось, глаза защипало.

— Дитмар мертв?

Лютов не ответил, в очередной раз отхлебнул виски, продолжая сверлить меня взглядом.

— Чего ты молчишь? Ответь мне!

Свирепой кошкой я кинулась на мужа, замолотила кулаками по его широкой груди, продолжая вопить:

— Ответь мне, гад! Дитмар мертв, да? Ты его убил, чертов ублюдок?!

Отбросив бокал с виски, Свят схватил меня за руки, заломил и потянул на себя, вынуждая сесть к нему на колени. Опаляя дыханием, где примешались запахи алкоголя и сигарет, прорычал:

— Если ты еще раз, — голос звучал его холодно, — кинешься на меня, Елисава, то я поселю тебя в подземелье. Ты знаешь, что под домом камеры пыток? Там много прекрасных приспособлений — мне очень понравится играть с тобой. Я посажу тебя на цепи, как псину. Ты будешь сидеть и ждать моего появления, как самого важного события в своей жизни. Через пару лет такой жизни ты станешь покорной, идеальной женой, мечтающей лишь о моем члене. Однако не забывай, что скоро ты будешь у меня не одна, и я могу случайно забыть о такой строптивице. Как думаешь, что будет с тобой в таком случае?

— Ты не можешь так поступить со мной, — с трудом выдавила из себя.

Лютов насмешливо приподнял бровь, словно удивляясь моей вере в него.

— Не могу? Тебе устроить прямо сейчас драйв-тест?

Подхватив меня на руки, Свят резким движением поднялся с кресла, сделал шаг в сторону двери.

Обмирая от дикого страха, я вцепилась руками в его плечи и отчаянно зашептала: — Нет, пожалуйста! Свят, прошу, не надо! — эти слова не произвели никакого эффекта, пришлось закричать, — Я поняла тебя, Свят! Я больше не буду так делать! Только не закрывай меня в подвале. Ненавистный муж остановился перед дверью, задумчиво оглядел мое лицо. У меня от страха губы дрожали, что ощущалась очень сильно, представить, как я выглядела было несложно. Перекошено, трусливо. Я не хотела выглядеть убогой трусихой, но никак нельзя было допустить, чтобы именно сейчас меня заперли в подвале. Весь план полетит к черту. Еще и Лютов все никак не хотел отрубаться, хотя принял достаточно порошка. Зверь его силен, зараза. — Я не уверен, что ты раскаялась, — бросил он. Всхлипнув, я проскулила в ответ: — Я очень раскаиваюсь! Пожалуйста, прости меня. Развернувшись, Свят прошел обратно и вновь упал в кресло, продолжая удерживать меня. Глаза блеснули недобрым, хищным огнем. — Докажи, что раскаиваешься. Так, чтобы я поверил. Пучить глаза, пытаясь сделать вид, будто не понимаю, о чем он, было как-то нелепо и глупо. Прекрасно ведь понимаю. А самое отвратительное — и сама хочу, хоть это и неправильно, грязно. Всхлипнув еще раз, тянусь к Святу, сама. Если скажу, что не хочу этого, то буду последней лгуньей. Меня будоражит от его запаха, хочется уткнуться носом в шею и вдыхать, жадно, впитывая столь манящий аромат. Он хочет завести еще одну женщину, уложить ее рядом со мной в постель. Или запереть меня в подземелье, заковать в цепи и приходить лишь для того, чтобы оттрахать. Он отвратительный. Но я ничего не могу поделать со своей тягой, целую осторожно, почти целомудренно, едва касаюсь его губ. Пытаюсь примирить его гнев, заставить выбросить из головы все грязные мысли, перечеркнуть ядовитые слова. Святу не нужна эта чистота, он желает грязи. Запустив пальцы мне в волосы, прижимает теснее, перехватывает инициативу. Он не целует, а кусает. Как дикое животное, не имеющее силы, чтобы контролировать свой голод. Свят больше Зверь, чем человек. Все мои благородные порывы летят к черту, прижимаюсь промокшими насквозь кружевными трусиками к рельефной ширинке, скрывающей за собой уже налившийся член. Чуть трусь, вызывая тихий рык из его горла. Пальцы дрожат, когда касаюсь пуговиц на его рубашке, расстегнуть их почти невозможно, Свят сам резко тянет ворот. Пуговки летят на пол с жалобным писком, а я наконец добираюсь до его обнаженной кожи, жадно ощупываю, наслаждаясь жаром. — Сукааа, — шипит Лютов, тянет руки к моему тонкому халату. Шелковая ткань оседает на полу легким облаком, воздушным и невесомым. Мне кажется, что меня жгут раскаленным железом, когда руки Свята скользят по плечам и ключицам, спускаясь к груди. Он грубовато щипает за сосок, а потом тут же притягивает меня ближе. Горячий язык скользит по груди, дыхание вырывается рваными хрипами вместе с глухими стонами. Легкая щетина царапает кожу, служа восхитительным контрастом его губам. Это настоящая пытка, но если он остановится, то я просто сойду с ума. Сжимаю бедра, чтобы еще сильнее прижаться, потереться о его пах. — Блядь, Лис! — невнятно рычит Лютов и, чуть приподняв меня, расстегивает молнию брюк, оттягивает трусы, освобождая гордо вздыбленный член. Толстый, перевитый мощными венами, где протекает кровь Зверя. Оттягивает край мои трусиков чуть в сторону и, придерживая член у основания, сажает на себя. Из моего горла вырывается громкий стон. Легкая боль, сменившаяся огненными прострелами удовольствия, наполняют тело. Ощущение восхитительной наполненности сводит с ума. Лютов замирает, откидывается на спинку кресла, впиваясь пальцами в мои бедра. — Свят, — хныкаю я, ощущая себя беспомощной в этом испепеляющем огне. Я не знаю, что делать, он еще никогда не давал бразды правления мне. Он глядит потемневшим взглядом, агрессивным и совершенно диким. — Насаживайся. Мне кажется это дико неприличным, вульгарным. Одно дело, когда он берет силой, доказывая свое превосходство. И совершенно иное — показать, что я сама инициатор этого. — Я не умею, — робко пытаюсь переложить ответственность на него. Лютов хрипло рычит, ладони на бедрах чуть тянут вперед, потом отталкивают, создавая движение. Перед глазами мутнеет, плывет. — Скачи, — голос совершенно чужой, потусторонний. — Трахни себя моим членом. Докажи, что раскаиваешься. Я действую инстинктивно, медленно приподнимаюсь, ощущая каждый сантиметр его во мне, почти соскальзываю с члена, а потом резким рывком сажусь обратно, провоцируя грубое проникновение. Истеричный стон и хриплый рык вырываются из нас одновременно, почти в унисон. Я делаю еще пару медленных движений, погружаясь в пучину тьмы, поддернутой красной дымкой похоти. Его запах и рваное дыхание вызывают мелкие мурашки по коже. Самоконтроля Лютова хватает ненадолго, схватив меня за ягодицы, он срывается в бешеный темп, насаживает на себя, впивается зубами в мой подбородок. Я жалобно скулю, теряясь в горячих волнах, накатывающих на меня, затопляющих с головой. Тело сотрясает дрожью, я непроизвольно сжимаю его член мышцами, с громким рыком Лютов рычит, изливая горячие потоки спермы внутрь. Я безвольно оседаю, ощущая расслабленность и остатки удовольствия, легким послевкусием растекающиеся под кожей. Свят громко выдохнул, блуждая расфокусированным взглядом по моему лицу. Я внимательно смотрю в его глаза, пытаясь отыскать признаки слабости. Ничего подобного, лишь самодовольство и легкая утомленность. Дерьмо! Отстранив меня в сторону, он стягивает остатки одежды, оставляя около кресла и, поднявшись, тянет меня в сторону ванной. — Ты не закроешь меня в подвале? Мазнув по мне холодным взглядом, Лютов равнодушно отвечает: — Посмотрим. Даже в душе этот гад проявляет активность, намыливает меня по сотне раз, словно я только из свинарника вылезла. Лапает, лезет в самые сокровенные места. Я отмахиваюсь, почти плачу. Лютова не взял порошок, чертов он гад! Перспектива провести в этих комнатах даже лишний час, вызывает у меня черное, бездонное отчаяние. Обернув бедра полотенцем, Свят тянет меня в сторону спальни, а я замечаю вновь привставший член, пытаюсь вырвать запястье из стальной хватки его пальцев. — Ты опять мне мозги вытрахиваешь? — скалит зубы. — Хочешь проявить свой паршивый характер, чтобы вновь просить прощения? Нет, я просто хочу сбежать. А этот монстр даже не думает терять сознание от ядовитого порошка. — А ты опять хочешь трахнуть меня! — слова мои звучат обвинительно, обидчиво. Будто мне нанесли самое ужасное оскорбление в жизни. Свят опускается взгляд на свой пах, насмешливо хмыкает. — Конечно, — соглашается. — Целый месяц меня не было. Месяц, в течении которого я мог бы сладко трахать тебя во все… — Хватит! Даже слышать не хочу эти пошлости, вырываюсь в спальню, опережая Лютова. С грохотом раскрываю дверь шкафа, доставая нижнее белье. — Я не хочу, чтобы ты говорил мне такие грязные вещи! — голос мой звучит напряженно, плаксиво. — Ты итак нагло прибрал к рукам то, что тебе не положено. Ты можешь хотя бы словами не порочить меня?! — Блядь… Глухой стук, после которого повисла тяжела тишина, напряг. — Свят? — окликнула, но ответа не последовало. На цыпочках прокралась к ванной, осторожно заглянула, задержав дыхание. Ненавистный муж распластался на полу, лицом вниз. Судя по кровавой лужице, Лютов нехило приложился носом. Я медленно подкралась к нему, подергала за плечо. — Свят? Неужели сработало?! — Свят! Никакой реакции. Я схватила его за плечо, с трудом перевернула на спину. М-да, красивое лицо Лютова теперь представляло собой сплошное кровавое месиво. Ну ничего, Зверь быстро регенерирует. Склонившись к его груди, прислушалась. Очень надеюсь, что я его не убила. Хотя стоило бы, ведь он убил любимого мне человека. Правда ведь? Меня не должна волновать жизнь кровожадного, наглого монстра, который разрушил мне все планы. Но волновала, я с замиранием пыталась услышать стук сердца. Руки похолодели, когда ничего похожего на ток жизни, замечено не было. Меня охватил ужас, холодными щупальцами сжавший внутренние органы. Неужели убила? Нет, нет, нет. Сделав глубокий вдох-выдох, я вновь приникла к широкой груди. Мне казалось, что собственный пульс заглушает все остальные звуки. Горло сжало спазмом, глаза застелила пелена слез. Он не дышал. Я убила собственного мужа. Зажав рот руками, я хрипло выдохнула, стараясь унять внутреннюю истерику, охватывающую все мое естество. Свят лежал неподвижно, ничем не выдавая признаки жизни. Я его убила. Порошок должен был лишь усыпить, ослабить. Лютов бы просто провалялся в постели пару дней, полечился снадобьями Златы. А я бы успела сбежать, скрыться. И все было бы хорошо. Возможно, что Свят даже не стал бы меня искать. Теперь вся община Остроглазых Волков откроет на меня охоту за убийство старшего сына предводителя. Но меня ужаснуло даже не это. Я просто хотела, чтобы этот мужчина оставил меня в покое, отказался. Он убил моего любимого, испортил мне жизнь. Но даже так, смерти Святу я не желала. Меня трясло из стороны в сторону, лицо было залито слезами, а глаза, казалось, и вовсе ослепли. Весь мир сузился до застывшего лица мужа. В чем-то он действительно оказался сильнее остальных Зверей — держался до последнего, пока не свалился замертво. Но именно это его и погубило. Если бы только порошок подействовал сразу, то я не стала бы подсыпать смертельную добавку. Ох, боги! Я убила его! Груз собственной вины навалился непостижимой ношей, сломавшей все мои внутренние барьеры, а из горла вырвался глухой крик. Горечь и ужас сковали душу, сжали сердце, пытаясь выдавить все жизненные силы. Мне было искренне жаль его. Пусть Свят и причинил мне много боли, но он не заслужил такой позорной смерти от моей руки. Когда истерика стихла, я подползла к его телу, попыталась нащупать пульс, которого не было. Где-то в глубине души теплилась надежда, что он жив. Я ведь понятия не имею, как правильно нащупать пульс, я просто ошибаюсь. Но прокладная кожа, которая раньше горела, словно раскаленная пламенем, не оставляла сомнений. Я его убила. Боги… С трудом поднявшись на ноги, я тщательно умылась, пытаясь с смыть с себя горечь вины и ужас. Изнутри меня охватила апатия, заторможенность. Я будто глядела на все произошедшее со стороны, являясь безмолвным зрителем. Я также смотрела глупые, наивные мелодрамы у себя дома, ничуть не тронутая переживаниями героев и их трагедиями. Это меня не касается. Склонившись к телу мужа, ласково провела по щеке. — Прости, но ты это заслужил. Я не хотела. Голос звучал откуда-то издалека, совсем чужой и равнодушный. На пороге ванной комнаты я задержалась, оглянулась, бросив на Свята последний взгляд. Он уже мертв, ему не помочь. Моими стараниями, конечно. Но я жива, надо двигаться дальше, пока возмездие Лютовых не настигло меня раньше времени. К окну в большой комнате я подходила осторожно, опасаясь увидеть, что время упущено и Лисогорский благополучно забрав свою шлюшку, уехал восвояси. Нет, его «хаммер» грозной глыбой возвышался во дворе. Наспех натянув на себя вещи из пакетов, принесенных для завтрашней поездки к врачу, и тщательно обчистив карманы штанов Свята, которые он скинул около кресла, я решительно покинула комнаты, служившие мне тюрьмой весь прошедший месяц. В кулаке я до посинения сжимала маленький бутылек, наполненный опасным порошком. На тот случай, если встречу кого-то. Охрану с комнат сняли, посчитав, что Свят теперь сам будет следить за своей скверной женой. Да и сегодня был праздник — Ламмас. Большинство людей Лютова уйдут в лес, чтобы принести дар богам в виде свежеиспеченного хлеба и винограда, а потом сольются в дикой оргии с местными девками. Я знала точно — если кто-то повстречается мне на пути к свободе, то из этой схватки выжившим выйдет только один.

Я пробиралась на цыпочках по длинным коридорам, освещаемым лишь в некоторых местах слабым отсветом бра-светильников. Казалось, что дом спит — не было слышно ни единого шороха, никто не разгуливал по коридорам.

Сидя в своих комнатах, я постоянно слышала за дверью какой-то шум. То слуги сновали туда-сюда, то охранники перекидывались унылыми шуточками.

Камер в доме Лютовых не было, ведь никакого смысла в том, чтобы ставить видеонаблюдение туда, где живут не совсем люди, а полузвери с потусторонней силой.

Я плутала, отчаянно теряясь в хитросплетениях коридора. Несколько раз пришлось возвращаться, а один раз чуть не наткнулась на Бранимира, брата Свята. Едва успела отшатнуться к окну, прячась за штору и отчаянно молясь, чтобы не заметил.

Он и не заметил, медленно побрел дальше.

Опасаясь, что Брану мог понадобиться старший брат, я заспешила, рысцой бросилась дальше, пролетая мимо множества дверей.

Чуть не врезавшись в стену, когда поворачивала, я сбила с ног Злату.

— Ой!

Девушка смачно шлепнулась на задницу, болезненно выдохнула.

Я оглядела ее, подмечая и растрепанные волосы цвета расплавленного золота, и просторную сорочку, какие носили еще наши прабабушки.

— Злата, — полушепотом прошипела я, — что ты тут делаешь?

Она взглянула на меня чуть удивленно, словно только очнувшись ото сна. Сейчас эта дрянь совсем не напоминала мне ту ведьму, которая иногда приходила в сопровождении брата. Она была похожа на ребенка, маленького и потерявшегося.

Ее детское лицо, исказившееся в мучительной судороге, лишь подчеркнуло эту схожесть.

— У меня было видение, — захныкала девчонка. — Что-то опасное… Очень опасное… И стук, как от барабанов…

Она продолжала глядеть куда-то вперед, сквозь меня, еще не до конца осознавая, что происходит.

Откупорив бутылек, я незаметно ссыпала немного порошка в ладонь.

— А что ты здесь делаешь, Лиса?

Угу, наконец мозги у этой отшибленной начали работать.

Я растянула губы в широкой, насквозь фальшивой улыбке, и ответила:

— Гуляю.

Злата моргнула, возвращая взгляду малый намек на осознанность, резко вскочила на ноги и отчаянно зашептала:

— Свят! Где Свят? Он был там, был! Ему угрожает опасность!

Мое горло сжала судорога, а из груди вырвался рваный полусмешок.

— Ему больше ничего не угрожает. Спи.

Раскрыв ладонь перед ее лицом, я подула на порошок.

Девушка и вскрикнуть не успела — глаза ее закатились, а тело обмякло, я лишь едва успела подхватить худенькие плечи, чтобы спасти от падения.