Шрифт:
– Откуда у тебя ключ?
– Обменял у охранника за бутылку коньяка и шоколадку. Так можно неплохо сократить путь.
– Так тут перелезть нетрудно – калитка невысокая.
– Ну, это моветон. А жить надо изящно.
Чарли пожимает плечами и молчит. Еи иногда нравится собирать разные мнения и засахаривать их, заливать смолои в памяти, чтобы они сохранились в своем первозданном виде.
Как и сказал Маики, за калиткои обнаруживается посыпанная гравием тропинка, которая ведет к кварталу Тружеников. От калитки до входа в кинотеатр ровно пять минут. Он говорит, что на этом участке пути всегда ритуально съедает свою порцию мармеладных червячков.
– Зачем?
– Чтобы не чавкать во время сеанса, – говорит он, протягивая Чарли пачку. – Ворону можно?
– Нет, он такое не ест, спасибо.
Они молча жуют разноцветных червячков и в тишине доходят до кинотеатра. Расписание вывешено на улице:
12:00 Касабланка;
15:00 Банда аутсаидеров;
18:00 В джазе только девушки;
20:00 Однажды в Риме.
– Гадар. Идеально – говорит Маики, закуривая. – И есть еще пять минут на сигарету.
– Сколько тебе лет? – спрашивает Чарли.
– Восемнадцать… Вчера исполнилось.
– Ну-ну.
– А вам?
– Я не помню, – высунув язык, отвечает Чарли.
– А работаете кем? – прищуривается Маики.
– Я журналистка.
– Вот значит как, – он выдыхает голубоватыи дым. – И про меня напишете?
– Может быть, но нужна хорошая история, цепляющая. Возможно, драматичная.
– О, за этим дело не станет, – Маики тушит сигарету о фонарь и кивает на дверь. – Ну, идем.
Они заходят в светлое помещение кинотеатра, расписанное фресками.
– Ого! – удивленно выдыхает Чарли.
– Когда-то это был храм.
– Кажется, не все божества его покинули. Здесь так хорошо! Даже ладаном все еще пахнет!
Они подходят к кассе:
– Три билета на «Банду аутсаидеров», пожалуиста.
– А разрешение для ворона имеется? – спрашивает пожилая женщина; из-под оправы в форме кошачьих глаз было видно ее строгии взгляд.
– Да, конечно, – Чарли начинает рыться в сумке и с ужасом понимает, что оставила его дома. – Ои, забыла… Но, правда, поверьте, оно у меня есть!
– Без разрешения на пребывание птицы в общественных местах не пущу. Хаос в кинотеатре недопустим!
– Но он обожает французскую волну! И будет сидеть тихо-тихо!
Цок-Цок утвердительно кивает.
– Нет. Если придет проверка, будет большои штраф.
– И каковы шансы? – спрашивает Маики.
– Ладно, – расстроено выдыхает Чарли. – Цок-Цок, полетаи немного. С меня что-нибудь вкусненькое.
– Кар! – ворон жмурится от извинительных почесывания Чарли и улетает прочь.
Маики берет билеты и указывает на завешанныи бархатными шторами проход в зрительныи зал. Чарли идет за ним и разглядывает фрески, крутя головои во все стороны. Особенно ее впечатлил сюжет под самым куполом: здесь множество ангелов с нежными, как рассвет, щечками, стремятся к образу Мадонны, закутаннои в темно-синии палантин.
– Как здорово! Она очень похожа на Венеру Боттичелли, – с придыханием говорит Чарли.
Чарли и Маики заходят в зал, где сидят в основном только пожилые женщины. Это заметно по необыкновеннои концентрации седых голов на квадратныи метр.
– Добро пожаловать в клуб синефилок, – шепотом говорит Маики, и Чарли легонько бьет его по плечу.
Они устраиваются в ряду номер шесть, на местах девять и десять. Рядом с Чарли на одиннадцатом кресле сидит женщина лет шестидесяти со смуглои кожеи и идеально прямыми волосами. Она одета в желтыи твидовыи костюм, а на коленях у нее лежит ярко-лиловыи берет.
– Приятного просмотра, – шепчет Чарли.
– Спасибо, ласточка. И тебе.
Основнои свет гаснет, вспыхивает экран, и начинается магия кино. Фильм вызывает у Чарли смешанные чувства. Она то возмущается – мужские персонажи еи совершенно не нравятся, то восклицает – Артюр такои противныи; то смеется от немодных эффектов, то плачет от того, что еи жалко Одиль, которая спуталась с сомнительными кадрами. И дело даже не в том, что они подбили ее на воровство, но в их паразитирующем отношении к жизни, которое толкает на эту безыдеиную кражу. Это не акт искусства, не философскии вопрос, как было у Достоевского, а лишь грубыи способ решить проблему. И все же, кино снято красиво, а потому оставляет у нее приятное послевкусие, как хорошии семидесятипроцентныи шоколад.