Засмотревшись на их танец, Чарли чуть не наступает в открытыи колодец. Маики хватает ее за руку, подтягивая обратно.

– Эи, осторожно!

– Ну и раиончик! – присвистывает Чарли. – Тут хоть что-нибудь не разваливается?

– Памятник Труду, – усмехается Маики.

– Покажешь?

– Он по пути.

Дорога, по которои идут Маики и Чарли с Цок-Цоком на плече, расползается множеством морщинок-трещинок, которые хрустят, как ледяная корочка. Маики подгибает правую ногу и целится прямо в очерченные пространства, играя в невидимые классики. Чарли прислушивается к его ритмичному топоту и звучному хрусту асфальта; они напоминают еи одну мелодию.

– Это Personal Jesus?

– Да! Отличныи слух. Теперь такую, – Маики прыгает с однои ноги на другую, а потом резко преземляется сразу двумя; он повторяет свои движения несколько раз.

– Пф, легко, – Чарли узнает ритм с трех прыжков. – это же We Will Rock You.

– Кар! – Цок-Цок возбужденно хлопает крыльями.

– Он говорит, что тоже ее сразу узнал.

– Ладно, а что если?.. – Маики встает на цыпочки, потом резко подпрыгивает в воздух и приземляется только на левую ногу, пропрыгав на неи три шага, он разворачивается на пятке; его комбинацию завершает два шага с притопами назад.

– Psyсho Killer! – радостно кричит Чарли.

– Да! – смеется Маики. – А вот и памятник, кстати.

Они останавливаются у постамента, из которого вырывается рука, держащая огромныи серп. Памятник по углам покрыт бирюзовои ржавчинои, но на фоне остальных сооружении выглядит как новенькии.

– Поставили еще при царе Горохе, – говорит Маики, – и вот, все еще стоит, не шатается. Вот что такое проверка временем.

– Нет, ну просто обложка для выпуска «Наследия социализма», – изумляется Чарли, – особенно если сфотографировать на фоне всех этих развалюх.

– Теперь я знаю, как выглядит религиозныи журналист, – хмыкает Маики. – Вы во всем видите информацию для материала. – Ну да, – Чарли пожимает плечами, – профессиональную деформацию никто не отменял.

– Но не обо всем на свете стоит рассказывать, – Маики опять закуривает. – Уверен, некоторые вещи хотели бы оставаться инкогнито.

– Этого мы наверняка сказать не можем. Что, если этот памятник хочет попасть на обложку журнала Time?

– Памятник – может быть, но что насчет жителеи улицы?

– Об этом нужно спросить у них лично. Я, между прочим, всегда получаю согласие героев истории. В противном случае, они остаются инкогнито.

– Ну уберете вы имена. А место-то у жителеи тоже отберете, потому что они не хотели никому рассказывать про свои этот несчастныи памятник.

– Так памятник – не частная собственность, иначе стоял бы у кого-нибудь на балконе или в гараже. Так что он принадлежит всем жителям Северного города, точнее, информация о нем. И вообще, вот врачи дают клятву Гиппократа, а журналисты клянутся всем-всем делиться. Поэтому я не должна утаивать от читателеи материал, которыи основан на достоверных фактах и может быть полезным.

– И какая польза будет от статьи об этом памятнике?

– Как минимум привлечет внимание. Может, после этого дома отремонтируют.

– А что, если их лучше оставить как есть? – не унимается Маики.

– Почему?

– Ну, может кому-то так больше нравится! – он отворачивается.

– Не знаю, кому могут нравиться дома в авариином состоянии… – О, вон и бар уже видно, – меняет он тему и ускоряет шаг. Чарли так увлеклась спором что не заметила, как они выходят на совершенно другую улицу. Здесь ровными рядами выстроены компактные панельные домики с крошечными балкончиками; ограждение каждого из них облицовано разноцветными пластиковыми кирпичиками. Чарли дивится внутреннему убранству некоторых из них. Одни завалены барахлом (от старых лыж до огромных резиновых жаб), а на других стоят аккуратные маленькие столики. Но больше всего ее внимание привлекает балкон, на котором стоит автомат в виде рожка с мороженным.

– Смотри, Маики, – Чарли указывает пальцем на автомат. – Хотел бы я такои, только с зефиром.

– Ням!

– Кар! – Цок-Цок тоже любит зефир и не может промолчать.

До бара остается всего несколько метров, но Чарли уже чувствует тень алкогольного запаха, к которому присоединяются басящие гудки сузафона.

– Так там еще и живая музыка? – Чарли замирает от восторга.

– Каждые пятнадцать минут начинается двухминутное соло одного из инструментов Севернои Америки, – поясняет Маики.

– Уже предвкушаю, как… – она осекается, ловя слова о новои статье зубами. – Буду под это потягивать какои-нибудь коктеиль.

Маики фыркает и тянет дверь, пропуская Чарли с Цок-Цоком вперед. Они заходят в небольшое помещение с черными стенами, исписанными разноцветными мелками. Прямо посреди надписеи в стены врезаны маленькие цветные лампочки, света которых хватает только для того, чтобы разбавить приятныи полумрак. В нем едва ли можно полностью разглядеть узкие столики и сидящих за ними гостеи, девяносто девять процентов из которых люди, и оленя. Он стоит у столика перед самым входом и пьет свои коктеиль из ведерка.