Ху Фэйцинь напряг память, чтобы вспомнить. Он не слишком интересовался историей Небесного дворца.

– Как странно, – сказал кто-то. – Небожитель, а не знает того, что все небожители знать обязаны.

– Я знаю, – возразил Ху Фэйцинь, вспыхнув, – просто… запамятовал. Двенадцать тысяч небесных лет. Церемония воцарения Небесного императора была двенадцать тысяч лет назад.

– Значит, я в этой темнице примерно одиннадцать тысяч небесных лет. С половиной, – медленно сказал кто-то.

– Разве рядовые небожители живут столько? – невольно вырвалось у Ху Фэйциня, и он тут же пожалел, что спросил. Рядовые небожители… Как мог он так сказать! Этот кто-то может догадаться, что Ху Фэйцинь в Небесном дворце на особом положении!

Смешок, потом:

– Рядовые небожители? Нет. Только из ряда вон выходящие.

– Хорошо, что ты тоже оказался здесь, – сказал кто-то и поспешно добавил: – Нет-нет, не в том смысле, что я злорадствую твоему заточению. Просто приятно осознавать, что есть с кем перекинуться словечком после тысячелетнего молчания.

Ху Фэйцинь подумал, что за одиннадцать тысяч небесных лет в полной темноте и одиночестве можно одуреть и сто раз свихнуться. Вероятно, сознание у незнакомца было крепкое, и его волю столь долгое заточение не сломило.

– Могу я узнать твоё имя? – спросил Ху Фэйцинь.

– Хм… называй меня Луном [28] . Я нетвёрдо помню моё полное имя. Может статься, вспомню однажды, а пока сойдёт и так. Могу я называть тебя Тайцзы?

Ху Фэйцинь в который раз вздрогнул всем телом, выдохнул:

– Откуда ты знаешь, что я…

Назвавшийся Луном не то фыркнул, не то усмехнулся:

– Не считая того, что тюремщик тебя так называл? Ты вылитый Небесный император. То, что ты его сын, я сразу понял, как только тебя увидел. У тебя такие же глаза, как у него. Два куска льда, а не глаза.

Ху Фэйцинь сглотнул и выговорил:

– Мне не слишком нравится, когда меня так называют, Лао Лун. Лучше…

– Лао Лун? – расхохотался кто-то.

– Поскольку ты старше, я должен проявлять вежливость… – начал Ху Фэйцинь.

– Ты из кистей выпал? – продолжал хохотать Лун. – Сын Небесного императора использует хоноративы? Кажется, я понимаю, почему тебя сюда засадили!.. И как Небесный император ещё на собственных волосах не удавился, узнав, что выродил такое чудо в перьях?

– Что? – растерялся Ху Фэйцинь. Нить разговора он перестал улавливать. Кажется, этот Лун всё-таки был чуточку сумасшедший.

– Тогда я буду называть тебя Ванцзы, – сказал Лун. – Имени своего мне пока не называй. Для начала я должен вспомнить своё, чтобы это было равноценное представление. Позволяю тебе называть меня Лао Луном.

– А… – только и выдал Ху Фэйцинь. «Позволяю тебе»?

– Небесные кандалы, небесное железо… Как же твой отец тебя боится! – фыркнул Лун. – Ты, случаем, не пытался его убить или свергнуть?

– Нет.

– А жаль. Как по мне, так он засиделся на небесном троне! – сказал Лун с твёрдой уверенностью.

– А ты пытался? – осторожно поинтересовался Ху Фэйцинь.

Он ничего не слышал о попытках переворота, но уже успел понять, что в небесной истории очень многое замалчивается. Вспомнить хотя бы Чангэ.

– Я? Я всего лишь сказал ему в лицо, что о нём думаю, – со смешком ответил Лун. – Видимо, ему не понравилось. Ты ведь не сделал то же самое, Ванцзы?

– Хм… – несколько смущённо отозвался Ху Фэйцинь. – Почти.

– Ты, кажется, медитировал? – спохватился Лун. – Не буду тебя отвлекать. Поговоришь со мной, когда сочтёшь нужным. Я просто рад, что у меня появился собеседник, вот и разболтался…

Ху Фэйцинь заметил, что голос Луна несколько изменился за время их беседы. Скрежет из него пропал, тембр голоса у него был приятный, мелодичный. Такой мог быть у небожителей высшего ранга или…

– А ты, случаем, не бог, Лао Лун? – не удержался Ху Фэйцинь.

– Нет, а ты?

– Э… – споткнулся Ху Фэйцинь, – нет.

– Хм… понятно, – протянул Лун. – Значит, всё-таки бог. Уже и богов в темницу сажают… Куда катятся Небеса…

Ху Фэйцинь почувствовал себя неловко. Он ждал, что Лао Лун спросит, какой он бог, но тот не спросил. Ху Фэйцинь подождал немного, послушал дыхание темноты и вернулся к медитации. Лун умолк, быть может – заснул.

Когда Ху Фэйцинь медитировал, он всегда выпадал из времени и не мог сказать, сколько часов, дней или даже недель прошло с начала медитации. На Небесах его всегда будила от астрального сна Хуашэнь-хоу, на Лисьей горе – Ху Вэй или Недопёсок, которому Лис-с-горы это поручал. Глубокая медитация была опасна тем, что из неё можно было не вернуться.