Прошло около двух недель с того времени, как Левая снесла первое яйцо. Вот-вот все должно было закончится.

– Тетя Ася, - тихий шепот Васьки разбудил меня на рассвете. Из-за того, что ложились мы поздно, а день начинался все раньше и раньше, у нас образовался небольшой промежуток времени, когда Борис уже оцепенел, а мы еще не проснулись. Как сейчас, - тетя Ася, - мальчишка тихо, но настойчиво тормошил меня за плечо.
– Проснитесь, Левой плохо...

Я мгновенно открыла глаза и села на постели. Бледный перепуганный Васька чуть не плача стоял у моей кровати переступая с ноги на ногу...

– Тетя Ася, - увидев, что я проснулась, он с облегчением выдохнул скривился и горько расплакался прижимаясь ко мне, - тетя Ася, она умирает! Моя Левая умирает!

Я машинально приобняла мальчишку. И шепотом выругалась. Вот и все. Скоро у нас будут птенцы гурлинки. Хотя я предпочла бы, чтобы у меня оставалась Левая, а не ее дети..

– Идем, - прошептала я, - я хочу ее увидеть...

И попрощаться. Сердце сжалось от боли. Моя Левая! Как же так?!

– Она там ждет, - Васька всхлипнул, - я уже все приготовил... и Правый тоже пришел.

Я кивнула, не обратив внимания на странную фразу на то, что Васька все приготовил. А надо было. Потому что, когда я вышла из дома, то увидела, что Левая без сил лежит поверх корзинки, в которую Васька сложил все белоснежные яйца... Рядом крутился и печально гурлил Правый.

– Левая, - выдохнула я и кинулась к птичке. Правый загурлили еще громче, и я увидела мысленную картину, которую он нарисовал: я тащу корзинку в каком-то тумане...

– Тетя Ася!
– Васька громко всхлипнул, - ну, быстрее же! Левую надо отнести в Пределы Жизни! Ее и ее деток! Тетя Ася! Я один не смогу унести всех, корзинка очень тяжелая! Тетя Ася! Я понесу Левую, а вы берите яйца!
– его слегка потряхивало, но он кричал звонко, отчаянно и очень жалобно. Я даже не смогла сказать ему, что все бесполезно. Гурлинки размножаются таким странным способом... И поэтому малодушно кивнула и подхватила корзинку с белоснежными яйцами гурлинки. Ладно, отнесу корзинку туда, куда он хочет. Лишь бы не плакал.

К границе Пределов Жизни мы добрались без приключений. Я еще ни разу не была здесь, предпочитая наблюдать за туманными Барьерами издалека, ведь они были такие огромные, что верхний край густой завесы можно было увидеть даже из нашего оврага, если знать куда смотреть и что именно искать.

Но чем ближе мы подходили, тем яснее я понимала, что переход между Пределами Жизни и Мертвыми землями совсем не похож на линию, которую можно переступить за одни шаг. Это скорее довольно широкая полоска земли с размытыми границами, над которой клубился густой туман. Он медленно перетекал из одного места в другое, создавая причудливые завихрения. Кое-где его плотность была такой, что, казалось, обретала плоть. Но чем ближе мы подходили к таким «сгусткам», тем сильнее они рассеивались. Я поняла, что мы уже идем через Барьер, когда мне стало совсем плохо. Сердце колотилось, как безумное, отдаваясь оглушающим биением крови в ушах, дыхание перехватило, а перед глазами потемнело. Я попыталась закричать, но горло сжал спазм, и я не смогла издать ни единого звука.

Рядом точно так же, прямо на глазах, бледнел Васька. Он тащил на себе полумертвую птицу и упрямо топал вперед, хотя я видела, как ему плохо. Это я наполовину темная и туман не вредит мне особенно сильно. Бодро шагающий рядом со мной Правый тому подтверждение. А вот Васька уже один раз чуть не умер, когда проходил через Барьеры.

– Васька, - прошептала я, - надо возвращаться. Здесь слишком опасно, мы с тобой можем погибнуть...

– Нет, - упрямо мотнул головой мальчишка.
– Левая говорит, что осталось совсем чуть-чуть. Скоро мы подойдем достаточно близко, чтобы она смогла набрать магию... Нам не нужно будет выходить в Пределы Жизни... Мы просто побудем немного здесь, в Барьерах...

Он говорил отрывисто, из последних сил, по его лицу катился пот, но глаза исступленно горели решимостью дойти до конца во что бы то ни стало... И мне это совершенно не нравилось. Я уже хотела было сказать, что мы немедленно поворачиваем домой. Левую мне, конечно жалко, но убивать ради птицы, пусть даже самой лучшей, ребенка чересчур.

Но в этот самый момент, я запнулась обо что-то невидимое в текущем по земле тумане и щучкой полетела вперед. И хотя падение было практически мгновенным, в моей голове успели мелькнуть две мысли: первая была, конечно же, о яйцах... Я не зря же тащила их столько времени! Нельзя было допустить, чтобы яйца пострадали. И, извернувшись прямо в воздухе совершенно немыслимым образом, я со всего маха приземлилась на спину. Воздух с глухим: «Хе!» - вышел из легких, и я потеряла сознание. Именно об этом и была моя вторая мысль, успевшая покинуть мою голову прежде, чем я отключилась. Яйца кажется, не пострадали.

– Тетя Ася, - моей щеки коснулись мокрые ладошки, - очнитесь.

Я открыла глаза. Надо мной нависал вполне себе довольный мальчишка. Вокруг по прежнему был туман, но я не увидела на лице Васьки ни единого намека на усталость. Напротив, выглядел он так, как будто бы неделю отдыхал в летнем оздоровительном лагере...

– Что случилось?
– нахмурилась я. Встала. От удара болела спина. Синяк у меня, наверное, такой огромный, что лучше к Борису спиной не поворачиваться. А то придется рассказывать где и почему я его получила. А раскрывать мужу, что была столько безрассудна, что сунулась в Пределы Жизни, я не планировала. Пусть он думает обо мне чуть лучше чем есть на самом деле.

– Все хорошо, - улыбнулся Васька, - мы дошли. Левая добралась до источника. И теперь ни ей, ни яйцам, ни вам ничего не угрожает. Она сможет помочь нам всем...

Я была не уверена, что правильно поняла мальчишку, и решила на всякий случай уточнить.

– Левая жива?

– Ага, - кивнул Васька. И добавил, - вот же она. Видите...

Я подняла взгляд туда, куда указывал Петька. Рядом с ним стояла огромная, со страуса, белоснежная птица и внимательно смотрела на меня глазами Левой.