Диана теряется. Нервно сглатывает, кидает на меня быстрый, полный ненависти взгляд, а затем вновь переводит его на Соколова.

– Тём, тут какая-то ошибка, – пытается заглушить ложь истеричным смешком. – Видимо, твоя подружка что-то перепутала…

Сама того не замечая, Орлова пятится назад. А в ее огромных глазах читается неподдельный ужас. И это при том, что с ней Тёма разговаривает в разы мягче, чем с Зацепиным.

– Вряд ли, – зловеще усмехается Соколов, приближаясь. – Прикинь, у нее даже фотки есть. Правда я их еще не смотрел.

Для Орловой эта фраза становится точкой невозврата. Теперь она отчетливо понимает, что попала впросак, и отчаянно ищет выход из ситуации, которая, как по мне, является безвыходной. Ее глаза бегают. Руки заметно трясутся. А подбородок дрожит так, словно она вот-вот заплачет.

– Тём, пожалуйста, – пуская слезу, пищит девушка. – Я все объясню… Я-я… Пожалуйста, выслушай. После того случая, – она зачем-то опять стреляет взглядом в мою сторону, – я была зла на тебя и…

– Пошли выйдем, – глухо бросает Соколов и, обхватив Диану за запястье, утягивает ее, плачущую и сыплющую извинениями, куда-то в коридор.

Возможно, это правильно. Разговор наедине всяко лучше, чем выяснение отношений на виду у десятков пусть дружественно настроенных, но все же посторонних людей.

Теперь, когда Соколов с Дианой исчезли из поля зрения, внимание присутствующих поровну делится между мной и Зацепиным, который все никак не может прийти в себя. Матерится, сплевывает прямо на пол и трет слегка припухшую шею.

На него глядят со смесью жалости и презрения, на меня – с нескрываемым любопытством. Ну еще бы! Ведь Соколов во всеуслышание заявил, что я и есть его информатор. Интересно, они меня осуждают? Или, наоборот, одобряют мой поступок? Хочется думать, что второе. Все же в данной ситуации осуждения заслуживают совсем другие люди.

Сосредотачиваюсь взглядом на небольшую трещинке в паркете и, дабы совладать с волнением, принимаюсь ковырять ее носком. Люди в зале тоже постепенно отмирают: гробовая тишина сменяется приглушенными обсуждениями, а всеобщее оцепенение рассеивается.

Я уже всерьез раздумываю о том, как бы незаметно покинуть этот незадавшийся праздник, когда где-то, очевидно, в соседней комнате раздается звук бьющегося стекла. А следом доносится женский вопль.

Вздрагиваю и, вскинув глаза, тут же встречаюсь с не менее встревоженными взглядами других ребят. Я знаю, что мы думаем об одном и том же, и от этого еще страшнее.

Что там, черт возьми, творится?!

Трогаюсь с места и спешу в коридор. Без понятия, уместно ли будет мое вмешательство, но бездействовать дальше я не могу. Надо остановить Артёма, пока он не совершил того, о чем впоследствии будет жалеть. Я не думаю, что он поднимает на Диану руку или что-то вроде того, но… Сейчас лучше перебдеть, чем недобдеть.

Однако, едва я огибаю огромный диван, пересекающий комнату, как Соколов сам показывается в дверях. Разъяренный, разбитый, подавленный. С тяжело вздымающийся грудью и пугающе пустым взглядом.

Пробегаюсь по нему глазами и вдруг замечаю, что с руки у него капает кровь. Тягучие капли медленно и как бы нехотя срываются на пол, оставляя на нем маленькие красные пятна.

Через мгновенье за спиной парня показывается Диана. Она мертвенно бледная, но при этом кажется целой и невредимой. Шагнув к Артёму, девушка пытается ухватить его за здоровую руку, но он лишь презрительно отшатывается в сторону. Так, словно сама мысль о ее прикосновениях, ему противна.

Теперь нас с Соколовым разделяет лишь пара метров. Он смотрит на меня, а я – на него. И в точке пересечения наших взглядов после невидимого взрыва вновь рождается маленькая вселенная. Она нагревается, оживает и наполняется смыслом лишь для нас двоих.

– Что случилось? – спрашиваю я, но вместо голоса изо рта вырывается лишь слабый хрип.

Артём неопределенно дергает плечом. А потом небрежно проводит ребром пораненной ладони по джинсам, оставляя на них темный кровавый след, и еле слышно выдыхает:

– Бутылку разбил.

Зареванная Диана по-прежнему дышит ему в спину, но Соколов больше не замечает ее. Кажется, с недавних пор когда-то любимая девушка перестала для него существовать.

– Пошли отсюда, – читаю по его губам. – Прямо сейчас. Со мной.

Он шагает ко мне, протягивает руку, и я, ни секунды не раздумывая, вкладываю свою ладонь в его, большую и горячую. Пальцы Артёма смыкаются на моей коже, а в следующий миг он уже ведет меня в прихожую.

Натягиваем куртки, обуваемся и выходим на вечернюю прохладу. За все это время мы не обмолвились ни словом, но я и так знаю, что больше мы сюда не вернемся.

А еще знаю, что грядущая ночь будет принадлежать только нам.

Глава 49

– Надо бы рану обработать, – замечаю я, с тревогой поглядывая на Тёмкину рассеченную ладонь.