– Почему ты ничего не сказал сразу? – вопрошаю горестно. – Почему не остановил?

– Мне нужно было время, Вась. Всего лишь немного времени, – он отводит взгляд в сторону и тяжело вздыхает. – Но ты приняла решение слишком быстро.

– Я понятия, не имела, что нужна тебе. Мне казалось, ты вообще ничего ко мне чувствуешь.

– Мы ведь друзья, Солнцева. Такие связи не перечеркиваются на раз-два, – он смотрит на меня с нескрываемой тоской. – Да и с Дианкой у нас все было довольно серьезно. Говоря по правде, меня тогда жестко на куски рвало. Я реально чувствовал себя запутавшимся. А потом еще ты со своей песней на выпускном… – изможденно потирает переносицу. – Короче, я решил рискнуть, но проиграл. Видимо, слишком долго думал.

– Ты любил ее? – впервые отваживаюсь задать Соколову такой прямой вопрос о его отношениях.

Он задумывается. Щурится и медленно проводит кончиком языка по нижней губе.

– Да. Наверное, да, – отзывается наконец. – По крайне мере, в какой-то момент происходящее между нами казалось очень настоящим.

– А потом что случилось? – затаив дыхание.

– А потом случилась ты, – Соколов иронично приподнимает уголки губ. – И твои ко мне чувства.

– Все было так очевидно? – понимаю, что снова краснею.

– Нет, отнюдь, – мотает головой. – Я начал догадываться о них только летом, после окончания одиннадцатого.

– Когда я тебя поцеловала? – прячу пунцовое лицо в ладони.

– Ага. Примерно тогда.

В комнате снова воцаряется тишина. Как ни странно, очень громкая. Я не могу отделаться от ощущения, что слышу мысли, шныряющие в голове Соколова. А он в свою очередь – слышит мои.

Клубок недосказанности, которая копилась годами, наконец распутался, и теперь нам обоим страшно. Это словно вдруг оказаться без одежды перед скоплением незнакомых людей. Неуютно, зябко и чертовски тревожно.

Мы вскрыли карты, выложили их на стол, но что это меняет? Ведь прошлое безвозвратно утекло, настоящее полно неопределенности, а будущее и вовсе скрыто за пеленой непроницаемого тумана.

– Но, тем не менее, ты не сделал еще одного шага мне навстречу, – отнимаю руки от лица и снова гляжу на Соколова. – Я совершила ошибку, и ты списал меня со счетов. Снова вернулся к ней, не так ли?

Мне больно произносить эти слова. Они словно обрастают шипами и вылезают наружу, царапая горло. Но я раз уж мы созрели для откровений, то я просто обязана высказать все, что томит мою душу.

– М-да, – как бы нехотя признает Артём. – Я пошел туда, где, как мне казалось, будет проще.

– Но «проще» не получилось, – стараюсь сказать это без упрека. Просто констатировать факт.

– Увы, – Соколов кривится в гримасе сожаления. – Путь наименьшего сопротивления привел меня к разбитому сердцу. Как бы пафосно это ни звучало.

К тому же итогу меня привел и тернистый путь смелых признаний, который в свое время избрала я. Видимо, нам с Соколовым просто не суждено идти по одной тропинке.

Пока я размышляю над превратностями судьбы, что-то горячее касается согнутого колена. Вскидываю глаза и тот же замечаю руку Соколова, которая неспешно поглаживает мою обтянутую капроном кожу. Перемещаюсь чуть выше, к лицу парня, и тут уже натыкаюсь на полный болезненной решимости взгляд.

Артём смотрит на меня как-то иначе. Не так, как обычно. Более хищно, жадно, требовательно. Если честно, его взор напоминает мне об игре в бутылочку. О том самом моменте, когда мы впервые поцеловались. Тогда Артёмом руководил азарт и стремление доказать присутствующим, что ему не слабо. А что движет им сегодня?

Молча исследую потемневшую радужку некогда синих глаза, а друг тем временем придвигается поближе. Проводит ладонью вверх по моей ноге и останавливается у кромки платья. Дальше не двигается. Будто ждет какого-то сигнала.

Огонек, до сего момента мерно тлеющий в груди, вдруг превращается в ураганное пламя. С устрашающей скоростью оно растекается по телу, всасывается в кровь и напитывает меня дикой, абсолютно неконтролируемой энергией.

Рядом с Артёмом у меня не просто эмоциональные качели, а самый настоящий эмоциональный батут. Сама себя поймать не могу. Еще прыжок – и меня просто-напросто вынесет с орбиты.

Сглатываю. Ладони становятся влажными. Зрительный контакт держит меня на невидимом поводке.

– Что ты делаешь? – спрашиваю хрипло.

Вообще-то я хотела возмутиться, но эмоция выходит донельзя вялой.

– Скажи, чтобы перестал, – отвечает Соколов без тени улыбки и вновь запускает движение руки вверх.

От него пахнет алкоголем, сигаретным дымом и осенью. Вкусно, головокружительно терпко. Глубоко вдыхаю, чтобы легкие до предела наполнились ароматом Соколова. Долбаная токсикомания.