Выдох.

Приятный треск затвердевшего воска:

"Возвращайся к заточению. Нам нужны глаза и уши. Мы знаем, господин вернулся. Башня хранит секреты его господства. Узнай все об этом."

_____

— Мыслишь ли ты, что такие представления не сближают с людьми?

Элой произносил это с недоумением, придерживая вилкой кусок и отрезая деловито его ножом, чтобы по окончанию своих слов положить в рот кусочек таящего мяса.

— Мне плевать на то, как должно реагировать людям, — сухо отвечал Люций, разбалтывая вино в позолоченном кубке.

В небольшом узком зале, стены которого были завешаны зелёными тканями, а своды утопали в темноте, куда не доходил свет факелов, стоял стол во всю длину, за которым они сидели, размеренно трапезничая.

На другом конце стола Табия, изливала свою скуку в струны арфы.

— Ты показал своему врагу все то, из-за чего он должен ненавидеть тебя, — продолжал Элой, выдерживая возвышенно-несерьёзный тон — он еле скрывал свою ненависть, я видел, как он вернулся полностью разбитым, видел, как со страхом он проходил врата цитадели, через которые сюда вошел господин. И теперь господин где-то здесь внизу, скрылся в нижних покоях, и мы не ведаем, что там происходит. Ты запретил слугам спускаться туда. И пока это происходит, Стратоник переваривается здесь в собственном соку. Если он ещё не сбежал.

— Отсюда, — подала голос Табия, прервав игру, — просто некуда уйти. Теперь везде пусто.

Арфа возобновилась, погружая всех в собственные думы.

Струны колебали воздух, в котором летали мысли, сталкиваясь и переплетаясь между собой.

— Да, мир умирает. Если бы они могли уйти, они бы давно покинули этот город. Но других городов больше нет.

— В Стремительном ещё есть сопротивление, — хмуро буркнул Люций.

— Мы давим их, как насекомых, — со зловещей ухмылкой говорил Элой, — Наши пауки попросту лакомятся там этими надоедливыми мухами.

Арфа замолчала, струны уступили словам:

— Мы должно быть убедили единственного человека, что был в наших руках, в том, что мы могильщики этого мира. Зачем же ты пытался, Люций, убедить его в чем-то другом.

— Я верю, Табия, что мы не могильщики. Остаткам человеческого в нас понятно то омерзение, которые ощущают люди, их упадок и ненависть, их борьбу, их тягу к той жизни, что они строили здесь для себя своими руками на протяжении многих столетий. Но то огромное новое, что поглощает нас и подчиняет себе, оно показывает, как мало значим человеческий взгляд. Что их взгляд не имеет больше смысла. Что мы представляем собой существ нового ранга, и та форма существования, которую они называют жизнью, для нас бессмысленна и омерзительна. Грядет новая форма существования. Чистая энергия будет двигаться в пространстве, не скованная больше чем либо. Даже вы ещё не способны мыслить об этих вещах, но они грядут. Это будет торжество духа. Миры сольются, а вечная теплота заполнит всё. Если об этом рано говорить даже с таким существами, как вы, то человеку это тем более не стоит говорить прямо. Поэтому для начала я желал бы сломить его волю тем зрелищем, которое я для него приоткрыл. Когда ужас настолько завладеет его разумом, что сломает его, он будет готов выслушать нас, будет готов для новой истины.

— Ты слышал, Элой? Он обзывает нас существами, — сухо заметила Табия.

— Он не обзывает, а любя называет, — с теплотой ответил Элой, отодвинув блюдо с обильными остатками для псов и других существ цитадели.

— Ты не знаешь, — в голове Табии замешалась толика обиды, — но, возможно, однажды ты будешь все также говорить эту речь, а слушать тебя будут лишь скелеты, и повезет если вороны слетятся вокруг тебя, чтобы в той мертвой тишине можно было услышать в ответ хотя бы шелест их крыльев!

— Как грубо! — ухмыльнулся Элой.

— Ты только взращиваешь в нем ненависть к себе, веришь, что этим можешь что-то донести до него. Люди и без того могут уничтожать друг друга, этим их не впечатлить. Но что они по-настоящему держат за величие, это способность давать осязаемые блага. Мы здесь не для этого, и было бы не искренним пытаться изображать из нас мессий. Раньше ты не баловался подобными вещами.

— Это не баловство! — крикнул Люций, — Господин здесь. Дура, разве ты не видишь, что происходящее имеет больший смысл, чем просто взятие ещё одного города!

— Что мне дела до тех чудовищ, которых ты пытаешься вытащить на свет! — огрызнулся в ответ Табия, и чтобы успокоить себя попытался возобновить пение своих струн.

Люций встал и подошел к Табии быстрым шагом. Одним устрашающим ударом он отбил арфу в сторону. Табия встала дала ему пощёчину, которую тот будто и не заметил, а лишь сделал второй удар.

Элой спокойно допивал вино, живо бегая глазами по сторонам и пряча возбужденную улыбку.

Табия, отлетев, упала на пол с коротким тупым звуком и ошарашенным лицом, полным ужаса, будто уже ощущала все новые удары, в которых была не ненависть, а практичное стремление сломать её тело. Чёрная роза страха расцвела буйно внутри.

Леденящая цельность взгляда с вершины возвышающейся фигуры Люция завораживала.

— Животное.

Тишина.

Постояв так ещё немного, Люций ушел из комнаты.

Немного позже Элой встал и подошел к Табии, чтобы помочь ей встать. Отказавшись от помощи, Табия медленно отползала в тень, не смея даже прошептать свои проклятия.

_____

Он не отходил в тень.

Это сами тени ползли к нему.

Люций медленно блуждал по самым нижним этажам, спускаясь по той или иной узкой винтовой лестнице.