Она не могла предлагать, не могла просить меня…

— Возьми, — сказала она, отбросив мои слова назад.

Моя челюсть сомкнулась. Напряглась. Этого было почти что достаточно, чтобы прорваться сквозь дымку вожделения.

Я знал, что это значит для нее. Знал также, что химическое воздействие моей крови, нашего секса и всего остального, что было между нами, вероятно, так же сильно действует на нее, как и на меня.

Я не хотел быть тем, о чем она еще пожалеет.

— Ты уверена?

Я едва успел произнести эти слова.

Она опустила подбородок, чтобы встретиться с моими глазами. То, что я увидел в них, обнажило меня. Гораздо глубже, чем похоть.

— Да, — прошептала она без колебаний.

После этого у меня даже не нашлось слов, чтобы ответить ей, только звериный рык, который вырвался наружу, когда я притянул ее ближе. Ее бедра возобновили свой ритм, утопив нас обоих в море удовольствия, которое не могло сравниться ни с чем, кроме…

…Кроме того момента, когда мой рот приблизился к ее горлу.

Кожа у нее была нежная. Гладкая, если не считать маленьких шрамов — два старых и два новых. Как и в прошлый раз, я поцеловал их оба, нежно, предлагая немного мягкости, прежде чем острыми зубами провести по ее вене. Я практически ощущал поток ее крови, горячий и сладкий.

Мой укус был быстрым, решительным, пронзил кожу одним безболезненным ударом, а затем отступил.

Она слабо задышала, ее руки вцепились в мои плечи, стены плотно сомкнулись вокруг меня.

Ее кровь залила мой рот, густая и насыщенная. Ничто и никогда не имело такого вкуса, как она сама, ее сущность, все ее тонкости и противоречия. С первого мгновения, когда я почувствовал ее вкус, я понял, что она изменит меня навсегда.

Лучше любого вина. Любого наркотика. Удовольствие, за которым я буду гоняться всю оставшуюся жизнь.

Может быть, дело было в чувственной перегрузке от секса, а может быть, яд просто подействовал особенно быстро. Потому что я учуял внезапный всплеск возбуждения Орайи, доходящий до невыносимого предела. Она застонала, и я почувствовал вкус этого звука со следующим глотком, с каждым движением моего языка по ее коже.

Теперь ее темп стал быстрее, жестче. Я впился в нее ногтями, используя все оставшиеся силы, чтобы помочь ей справиться с каждым толчком.

— Не останавливайся, — умоляла она, слова вырывались из рваного дыхания. И слава гребаной Богине, что она это сказала, потому что я не мог — у меня уже не было сил на это.

Этого было слишком много. Все достигло самого пика. Давление нарастало у основания моего позвоночника. Я чувствовал, как она тоже приближается, как сжимаются ее мышцы, как бешено нарастают ее движения, как ногти глубоко впиваются в мою спину и плечи.

Мне нужно было почувствовать, как она кончает, даже больше, чем мне самому.

Я хотел отдать ей все.

Я оторвался от ее горла, вкус ее крови все еще оставался густым на моем языке. На один бесконечный миг ее глаза встретились с моими, и между нами промелькнуло столько откровенности, мы оба были обнажены, имея лишь плоть, желания и первобытные порывы.

— Твоя, — выдавил я из себя. — Она твоя.

Моя кровь. Мое тело. Моя душа.

Я отдал ей все это давным-давно. Я даже отдал ей свою жизнь.

И я бы повторил все это снова.

Я побуждал ее опустить голову, пока наши тела извивались друг вокруг друга, торопясь довести дело до конца. Она охотно согласилась, ее рот снова припал к моему горлу, втягивая в себя глубокий глоток моей крови.

Я почувствовал, как она сглотнула, а затем, мгновение спустя, почувствовал, как ее настигла кульминация. Отчаянный крик, который она даже не пыталась заглушить, раздался у меня под кожей — протяжный, хныкающий, в котором звучали обрывки вырванных проклятий и мольбы.

— Райн, — задыхаясь, произнесла она, словно мчалась в небытие и отчаянно нуждалась в том, чтобы ее кто-то поддержал.

Я знал это, потому что чувствовал тоже самое.

Я знаю, — хотел сказать я. Но мой собственный оргазм украл слова, мой член глубоко вошел в нее, мышцы свело судорогой. Она тряслась, хныкала, ее тело напрягалось от волны за волной последующего удовольствия.

Я обнял ее и заполнил собой, уткнувшись лицом в пространство между ее горлом и плечом, когда мы оба отдались друг другу.

На несколько невероятных секунд все исчезло в туманной, мягкой дымке ее тела.

Когда мир вернулся, все было как-то… по-другому.

До этого у меня было много секса. Плохого, хорошего, во многом непродуманного. Но это не было похоже на секс. Это было похоже на религиозный ритуал, на обретение веры.

Орайя рухнула на меня. На меня нахлынула внезапная волна усталости, а вместе с ней и свежее осознание боли в ранах, которые я сильно растянул во время всего этого процесса. Не то чтобы я мог заставить себя сильно расстраиваться по этому поводу.