— Хиаджи — такие же мои подданные, как и ришанцы, и люди, — мягко сказал Райн. — Я буду обращаться с ними справедливо. Надеюсь, я показал тебе, что буду так поступать.

Как бы мне ни было неприятно признаваться себе в этом, но это так.

— Это место отняло у тебя все, Орайя. Даже то, что не имело права просить, когда ты была слишком юна, чтобы дать это. Ты молода. Ты красива. Ты могущественна. Ты можешь делать все, что захочешь. Ты можешь построить любую жизнь, о которой мечтаешь. — Я подняла взгляд от стола, чтобы встретиться с его взглядом. — Ты заслуживаешь счастья.

Счастье.

Эта мысль была смехотворна. Я даже не знала, что такое счастье.

— А что, если ты отпустишь меня, а я развернусь и начну свою собственную войну против тебя?

Он засмеялся.

— Вполне возможно.

Более чем обоснованно. Это было бы единственным вариантом действий, которого от меня ожидают те, кто следует за мной.

— Глупо с твоей стороны отпускать меня.

— Некоторые говорят, что с моей стороны было глупо вообще оставлять тебя в живых. Наверное, я действительно глупый.

Я уставилась на него, нахмурив брови, сжав челюсть, разбирая его непринужденно приятное выражение лица, как будто я могла понять смысл этого, содрав каждый слой его кожи.

— Я не понимаю, — сказала я, наконец.

Это было единственное, что я могла придумать что сказать, и это было постыдно правдиво.

— Подумай об этом. Посмотрим, куда заведет тебя твое порочное воображение. — Он наклонился ближе, и я не могла быть уверена, но, возможно, мне привиделась легкая грусть в его глазах, скрытая под морщинками его забавной улыбки. — Свобода, Орайя. Ты должна была иметь ее всю свою жизнь, но лучше поздно, чем никогда.

Глава

34

Орайя

Свобода.

Слова Райна еще долго звучали в моей голове после нашей встречи и в последующие дни. Они следовали за каждой моей мыслью, пока я занималась своими обычными делами — тренировками, ходьбой, едой, чтением. Райн держался подальше от меня в течение следующих недель, вероятно, потому что он, как и почти все остальные, был занят организацией этой нелепой свадьбы.

Замок Ночнорожденных был охвачен хаотичной энергией, десятки слуг бегали вокруг, чтобы убрать оставшиеся свидетельства беспорядочного переворота и заменить их грандиозными символами ришанской власти — подходящими для кровожадного, могущественного короля одной из самых кровожадных, могущественных империй в мире.

За день до свадьбы я в одиночестве бродила по пустынным залам замка. Было жутко тихо после почти постоянного шквала активности в последние две недели. Накануне свадьбы работа была закончена. Все сидели в комнатах.

Я наслаждалась тишиной этих часов.

Я забредала в различные библиотеки, гостиные, залы заседаний, кабинеты. Туда, куда меня никогда не пускали, когда это место было моим домом. Все они были пусты — пока я не завернула за угол в одну из библиотек, тускло освещенную слабым солнечным светом под бархатными шторами, и остановилась.

Я тут же отступила, но ровный голос сказал:

— Тебе не нужно уходить.

— Извини, — сказал я. — Не хотела мешать.

Запах дыма сигарилл витал в такой маленькой комнате. Винсент был бы потрясен тем, что он пропитал страницы этих книг.

Септимус одарил меня приятной улыбкой. Свет горел, освещая его силуэт, отчего его платиновые волосы казались прямо-таки золотыми.

— Вовсе ты не мешаешь. — Он жестом указал на другое кресло. — Нам давно не удавалось наверстать упущенное. Присоединяйся ко мне.

Я не двинулась с места, и он усмехнулся.

— Я не кусаюсь, голубка. Обещаю.

Я боялась не столько укуса Септимуса. На самом деле, дни, когда зубы были моим самым большим беспокойством, теперь казались немного причудливыми.

Его одежда была растрепана, рубашка расстегнута настолько, что открывала намек на темные волосы на его груди. Его глаза казались более золотыми, чем обычно, больше нитей янтаря в серебре, хотя, возможно, это было просто отражение огня и тьмы, которая их окружала.

— Ты выглядишь уставшим, — сказала я.

— Ты нравишься Райну, потому что так умеешь льстить? — Он снова жестом указал на кресло. — Садись. Насладись тишиной, пока не наступило завтра и это место не превратилось в адское пекло пафосных дворян.