33

Орайя

Райн долго молчал, когда мы вернулись на городские улицы. Он шел быстро, и я следовала за ним, не понимая, куда мы идем. Он поправил капюшон и смотрел прямо перед собой, не обращая на меня ни малейшего внимания.

Но он и не должен был.

Я почувствовала к нему симпатию. У него почти не осталось человеческой сущности. Я знала, как сильно он ценил те осколки, которые смог сберечь. Как бы он ни пытался притвориться, что все дело в дерьмовом пиве, я знала обратное.

Мне должно быть все равно. Я знала, что мне должно быть все равно. И все же я продолжала идти рядом с ним.

— Прости, — сказал он, наконец, когда мы прошли пару кварталов.

— Ничего страшного.

Это не было пустяком. Не совсем.

— Думаю, я не смогу вернуться туда некоторое время, — сказал он. — Но, по крайней мере… — Он остановился, и я поняла, что мы пришли в тот же пансион, в который он привел меня раньше. Он одарил меня кривой ухмылкой, едва заметной под тенью его капюшона. — По крайней мере, у нас есть другие убежища.

Человек за стойкой снова спал, и я могла бы поклясться, что Райн вздохнул с облегчением. Он провел меня в свою комнату. Комната выглядела так же, как и в прошлый раз, когда мы были здесь, хотя и немного грязнее — здесь было больше бумаг, разбросанных по столу, использованный винный бокал рядом с раковиной, постельное белье немного смято.

Я смотрела на эти простыни дольше, чем хотела.

Райн сел на край кровати и упал на нее спиной, раскинувшись, словно рухнув от усталости. Потом он поймал мой взгляд и усмехнулся.

— Что? — сказал он. — Ты хочешь присоединиться ко мне?

Конечно, это была насмешка. И все же я могла представить себе это так ясно. Как его тело ощущалось подо мной. Как он пах. Каким он был на вкус.

Как он звучал, когда кончал.

Как он обнимал меня, когда я кончала.

Я ненавидела его за то, что он прикасался ко мне так, как тогда, в доме. Все эти нежелательные мысли снова всплыли на поверхность.

— У тебя здесь бывают приятели? — спросила я.

Какого черта?

Почему я вообще об этом спросила?

Я сделала мысленную пометку никогда больше не пить.

Его улыбка стала шире, брови нахмурились.

— Что?

— Неважно.

— Ты спрашиваешь, трахаю ли я других женщин в этой постели?

— Неважно, — проворчала я, отворачиваясь.

Но он поймал мою руку, пальцы мягко переплелись с моими — он не потянул меня, хотя, наши руки просто зависли в воздухе между нами.

— Я женат, — сказал он. — Если ты забыла.

Вопреки самой себе, я почти улыбнулась.

— Сложный брак. Никто бы не осудил тебя за поиск легкого удовольствия.

Что ты делаешь, Орайя?

Он фыркнул.

— Легкое удовольствие. Как будто такое бывает. — Его пальцы немного сжались, притягивая мою ладонь ближе, переплетая мои пальцы со своими, скольжение его грубой кожи по моей посылало неприятную дрожь по другим частям моего тела.

Его глаза не отрывались от моих.

— Мне нравится небольшая драка, — сказал он. — Кроме того, она испортила меня для всех остальных. Хотя это моя собственная гребаная вина. Я знал это с самого начала.

Его капюшон откинулся, темно-рыжие волосы веером рассыпались за ним по покрывалу. Его рубашка, частично расстегнутая, открывала треугольник его рельефной груди и намек на темные волосы. Мышцы его горла двигались, когда он сглатывал, совершенно синхронно с легкой дрожью моего дыхания, словно он чувствовал мое желание и реагировал на него. Он был одинок. Я была одинока. Мы оба оплакивали мир, который, как нам казалось, мы знали.

По крайней мере, на этот раз я была готова признаться себе, что испытываю искушение. Может быть, именно поэтому я была готова поднести кончики пальцев близко к пламени.

— Значит жестокое удовольствие, — сказала я.

— Хорошо только тогда, когда больно, — ответил он.

Я сделала шаг ближе к кровати, так что мои ноги оказались прижаты к матрасу — колено Райна было между ними, почти касаясь вершины моих бедер.

Я чертовски устала. Так устала притворяться.

Даже тогда я притворялась. Притворялась, что не чувствую того, что чувствует он. Голод.

Он медленно сел, и от этого движения его колено выдвинулось вперед. Я могла бы отстраниться, но не сделала этого. Вместо этого я прижалась к нему, частично забравшись к нему на колени — давление его ноги, шероховатость его одежды и моей послали маленькую искру удовольствия по моему позвоночнику.