Король смотрел на нее, не моргая. Ожидающе.

— Один удар. И все.

Она начала качать головой, но он огрызнулся:

— Да. Ты можешь. И нанесешь. Я давно предупреждал тебя, что ты никогда не будешь в безопасности ни с кем, кроме меня. Я предупреждал тебя. Это последствия твоих действий, Орайя.

Он не повысил голос. Король редко кричал. Но острие его слов было таким же режущим, таким же смертоносным, как и острие клинка, который он протянул ей.

Теперь она понимала.

Это был не просто урок. Это было наказание. Она ослушалась устоев своего отца. Она позволила другому войти в свое сердце. И теперь он заставит ее вырезать его и положить к своим ногам.

— Это опасный мир. — Его голос стал мягким, нежным. — Это то, что нужно, чтобы выжить.

Возможно, другая девушка-подросток возненавидела бы своего отца за этот момент. И, возможно, в какой– то степени так оно и было. Возможно, она будет носить в себе частичку этой ненависти до конца жизни.

Но она также любила его за это. Потому что он был прав. Он ковал ее. Если бы она послушала его раньше, ничего бы этого не случилось.

Она еще не была достаточно холодной, еще не была достаточно сильной. Но теперь она могла отточить себя немного острее, даже если это означало броситься на неумолимую сталь отцовского приказа.

Она сглотнула.

И подняла кинжал.

На парне была тонкая хлопчатобумажная рубашка. Можно было легко разглядеть очертания его груди. Она выбрала цель. Чуть левее, как и говорил отец.

— Нужно сильно надавить, чтобы пробить грудную кость, — сказал король. — Сильнее, чем ты думаешь.

— Подожди…, - поперхнулся парень.

Девушка нанесла удар.

Король был прав. Ей пришлось надавить сильнее, чем она думала. Она чувствовала каждый слой плоти, ей пришлось бороться с лезвием, чтобы провести его насквозь. Кровь вырвалась из кожи парня, словно ждала этого момента.

Желчь поднялась в ее горле, когда ее возлюбленный закричал. Он дернулся, но король крепко сжал его плечи.

Девушка начала поворачивать голову, но ее отец зашипел:

— Нет. Не отворачивайся, маленькая змейка. Смотри в его глаза.

Она заставила себя повиноваться. Она заставила себя смотреть на парня, которого любила, прямо в его глаза, пока из них не вытекли последние остатки жизни.

Она крепко держалась за рукоять еще долго после того, как его голова опустилась. Наконец, король отступил назад, позволяя телу упасть на пол. Парень был обращен совсем недавно. Его кровь была скорее красной, чем черной. Багровый цвет расцвел на мраморе, словно лепестки розы, распустившиеся из бутона.

— Хорошо, — сказал король.

Он зашагал прочь. Он не предложил своей дочери ни утешения, ни нежности. Да и зачем? Мир тоже не предложил бы ей ничего. Она должна это усвоить.

И девушка долго стояла там, в одиночестве.

Странно, что девушкам так часто говорят, что потеря девственности знаменует порог между девичеством и женственностью, как будто это в корне меняет их. Не секс изменил девушку навсегда. Не кровь, пролившаяся между ее бедер, сформировала ее.

А эта кровь, пролившаяся на мраморный пол…

Это те пятна невинности, которые никогда не исчезают.

Глава

42

Я настояла на том, чтобы вернуться в апартаменты пешком, хотя едва могла двигаться. Мы были уже далеко в коридоре, когда Анжелика, четвертая и последняя участница, споткнулась о дверь в Лунный дворец. Должно быть, она повернула назад, пытаясь найти Айвана. Но она вернулась одна. Ее беззвучный крик отдавался эхом в каждой щели Лунного дворца.

Этот звук был зеркальным отражением чего-то внутри меня, и я не знала, как его назвать.

Я схватилась за живот. Кровь пузырилась под моими пальцами. Но я не чувствовала ее. Я чувствовала только шероховатый пепел Салины или то, что от него осталось.

Я думала о тысячах людей, сгоревших во власти Астериса.

Я думала об их легких, слабеющих в этом ядовитом дыму.

Я думала о маленьком мальчике и маленькой девочке, которых я помнила лишь отдаленно, о которых я только позволяла себе мечтать, что они все еще где-то живут, и их тела лежат глубоко, глубоко под костями войны, в которой они не хотели участвовать.