— Авелис, ты издеваешься? — Она решительно поднялась с дивана. — Над собственной сестрой?

— Нет, милая. — Леди Рисанэ тоже встала и вновь взяла руки королевы в свои. — Послушай, сестренка, ты ведь не сделаешь хуже, поговорив с мужем. Ты и так злишься на него. Есть лишь два варианта: либо он подтвердит твои подозрения, и тогда ничего не изменится, или опровергнет, и тогда вы наконец поймете друг друга.

— Это же ужасно унизительно!

— А мучиться неизвестностью и придумывать грехи мужу? — возразила Авелис и уже мягче продолжила, глядя прямо в глаза старшей сестры: — Алеста, поговори с мужем.

Та тяжело вздохнула, поджав губы.

— Хорошо.

— Поклянись?

— Что? — Да, младшая сестра умела удивлять.

— Поклянись памятью матери, что поговоришь с мужем. А то я тебя знаю, опять превратишься в злую королеву.

— В какую?

— Поклянись!

Сапфировые глаза полыхнули: сейчас Алеста как никогда раньше была похожа на свою сестру Астеру, прозванную Бичом Орков.

— Милая, давай честно: у меня брак более счастливый, чем у тебя. Послушай моего совета.

Повисшая в комнате тишина могла бы придавить любого.

— Хорошо. Клянусь. А теперь давай поговорим о чем-нибудь другом.

Эстель медленно брела по улицам Листерэля. В отличие от людских городов, столица Рассветного Леса, как и его жители, была прекрасной и утонченной. Здесь не выбрасывали нечистоты из окна, не гнали лошадей по мостовой, не бранились на весь квартал. По чистым ухоженным улочкам, словно только что сошедшим со страниц сказок, степенно шли эльфы. По разукрашенным черепичным крышам скакали птицы — они чувствовали себя здесь ничуть не хуже, чем в лесу, — а в город часто забредали звери. Ни один светлый эльф никогда не причинит вред живой природе, и так и она не причинит ему. Дивный народ жил в полной гармонии с братьями своими меньшими и окружающей их природой. Лес сам давал древесину и пропитание своим детям, благословлял их, а они его — любили. Светлые эльфы, как никто другой, относились к месту, которое называли своим домом, с трепетом и заботой. Поэтому Листерэль был уникальным городом, слово выросшим из леса и остававшимся его частью.

Несмотря на то, что Эстель родилась и выросла на севере, где природа еще сильнее переплетается с бытом эльфов, ей нравилась столица. Поэтому, оставив родителей обсуждать последние новости, она с утра пораньше сбежала в лечебницу. Проведя там большую часть дня, Эстель отправилась обратно, но так как вечер был поистине чудесным — это заметила даже она, погруженная в свои мрачные мысли, — то путь домой постепенно превратился в неспешную прогулку. Наслаждаясь пением птиц и мягкими касаниями легкого игривого ветерка, Эстель подняла взгляд в небо и впервые подумала не об умершем женихе и их последнем рассвете, а о чуде жизни.

— Леди Рисанэ.

Все очарование вечера мгновенно испарилось, стоило только ей увидеть перед собой кузена.

— Ваше высочество, светлого вечера.

— И вам, леди Рисанэ, — он галантно поцеловал ее руку. — Вы куда-то спешите?

— Нет, прогуливаюсь, ваше высочество.

— Тогда вы не откажете мне и позволите составить вам компанию.

Это был не вопрос и даже не предложение, поэтому Эстель не видела смысла отвечать. Она шла пешком, Лидэль приехал на коне, но сейчас он спешился и, предложив ей руку, пошел рядом с ней.

— Как вам столица?

— Она прекрасна.

— Так считают все, кто когда-либо здесь бывал… — он начал что-то рассказывать.

Эстель проявила вопиющую грубость и пропустила весь монолог его высочества мимо острых ушей: не со злым умыслом — ее вновь охватила тревога и отчаяние, вновь вернулись мысли о трагичности смерти, ненадолго развеянные очарованием вечернего Листерэля. Любая светская беседа требовала от нее значительных усилий — это только мама могла легко болтать с любым эльфом, начиная от служанки и заканчивая королевой, — а общество Лидэля было отравлено ее презрением к кузену. Она не забыла его высокомерия на балу, да и его наглость, с которой он постоянно навязывался, отталкивали ее.

Это был долгий путь для них обоих, но наконец впереди показался фасад дома Рисанэ, и Эстель, коротко, но вежливо простившись с кузеном, оставила его на улице, скрывшись за милой дверью из светлого дерева. Именно в нее уперся злой и раздраженный взгляд Лидэля.

Нейлину всегда была чужда зависть: он был рад тому, что ему подарила Судьба. Но сейчас он безумно завидовал Эстель, которая была кузиной принцам и принцессе и могла спокойно с ними общаться, приходить во дворец. А Нейлин лишь мечтал, как однажды заговорит с прекрасной Линэль. Конечно, если она позволит, ведь он — никто, даже не лорд. Но может быть, отец еще когда-нибудь возьмет его в столицу, и там он случайно повстречает ее.

В голове юного полуэльфа, словно звезды на ночном небосклоне, зажигались все новые и новые идеи. Вот ему подумалось, что в следующем году в Листерэле обязательно будет большой праздник — бал в честь совершеннолетия кронпринца! Ему ведь исполнится двадцать одна весна…

Генерал Рисанэ рассказывал, что когда-то (еще даже до его рождения) эльф считался взрослым лишь по достижению пятидесяти весен. Потом король Линэлион изменил возраст, снизив его до двадцати одной весны. Тогда это многим не понравилось, но, как чувствовал Нейлин, сейчас это соответствовало духу времени. Если они, светлые эльфы, стали жить подобно людям — быстро, скоро, ярко, — то почему им нужно подчиняться старым законам? Вот взять его семью: отец в семьдесят весен считался молодым эльфов, а сейчас самому Нейлину было почти двадцать — но он осознавал себя вполне взрослым. Хотя папа, конечно, не согласился бы с последним утверждением.