– Девушка, успокойтесь. Там нет никого.

По лестнице спустились рабочие в заляпанных спецовках – мужики среднего возраста. У первого, усатого, в руках вёдра, кисти, у двоих за спиной, доски, мешки, чемоданы с инструментами.

– Там вчера… были… люди.

– Ну, наши и были, наверное. В помещении идёт ремонт, не видите?

Усатый отпёр дверь; Ирине увидела те же помещения, тот же целлофан, отделяющий коридор от наружной комнаты.

Она перевела взгляд на рабочих. «Наши и были» – сравнила тех, которых помнила со вчерашнего дня. И этих – обычных, совершенно неприметных. Никакого двойного дна, особенной силы фигур под костюмами, никакого хитрого прищура в глазах.

Нет. Эти и «те», вчерашние, кардинально отличались. Что-что, а с наблюдательностью и интуицией у Ирине было хорошо.

– Нет, здесь был кто-то другой. Не «ваши».

Она шагнула вслед за усатым внутрь – ни следа присутствия людей. Ни мешков в углу, ни коробок.

– А кто ещё-то? Офис пока пустует, договор аренды вступит в силу через месяц. Вот мы с торопимся.

– А кто будет арендовать? «Альфанс»?

На неё посмотрели удивлённо. У усатого были хорошие глаза – добрые, чистые. Удивительно наивные для мужика лет тридцати-тридцати пяти.

– Нет, «Триада-Н».

Ринке почему-то хотелось плакать.

Вселенная будто смеялась над ней. Хлопала по плечу и говорила: «Ну, будет тебе, хорошего по чуть-чуть». Но как по «чуть-чуть», когда наконец распробовал настоящую жизнь?

Звонила однокурсница из института – Ирине никогда до этого не пропускала. Конечно, не дозвонившись, она наберёт мать – так велено. Та придёт раньше, устроит допрос.

Ринка сидела на лавке смурная, потерянная.

«Их там не было. Вчера были. А сегодня…». Конечно, ей не могло так повезти. Чтобы просто приехала, а ей открыл Александер. И обнял с порога.

Дул ветер. И почему-то уже слышалось, как захрустят собственные кости, когда Ринка вновь начнёт утрамбовывать себя круглую в квадратную замочную скважину прежней жизни.

«Стоит купить тест на беременность» – думала она обречённо. «И сделать ещё один через неделю».

Нужно быть прагматичной, нужно быть реалисткой.

Но слово это почему-то отдавало смрадом железных кандалов.

* * *

Вечером был семейный ужин.

Его родители, её родители. Длинный стол накрыт по-парадному; суетились кухарка и её помощницы – сегодня последние подрабатывали официантками.

Обсуждалась, конечно же, Ринкина с Робертом свадьба. Дата, место, одежда, меню…

Ирине мутило. От того, что она за час до этого получила-таки выволочку за пропущенный утром институт: «Если тебе было плохо, почему не позвонила доктору и не зафиксировала недомогание? Была бы справка, отнесли бы в деканат…». Почему до сих пор как в детском саду? И почему ни тени сочувствия в материнских глазах?

За прошедшие сутки чужим начал казаться и Роберт. Он действительно раньше нравился ей – слишком длинный, «утиный» нос (клюв), слишком зализанная, как у франта, причёска, высокомерие в глазах?

Заметив, что дочь не принимает участие в дискуссии, мать при всех положила Ирине руку на лоб, проверила, нет ли горячки, и Ринка впервые ощутила настоящую злость. Всего лишь дёрнула головой, сбрасывая чужую ладонь, когда на деле захотела сжать материнские пальцы, скрутить их до хруста. Тогда, может, часть той боли, что терзает её сердце, уйдёт кому-то. Она поразилась этим чёрным желаниям – они кольнули её неприятно, и показалось, что там, где раньше было тепло и сухо, образовалось вдруг гнездо змей.

Ей пришлось одеться к ужину в платье. С оборками понизу, как у Барби.

Хорошо, что пакет с «проститутской» одеждой был оставлен у урны в чужом районе, хорошо, что его не увидела мать – тогда скандал был бы не на час или два, а на недели. С любопытством на пассивную Ринку смотрела будущая свекровь, женщина холёная, но столь же надменная, как и сын. Хрустел куриной ногой во главе стола отец Роберта, дородный банкир в пиджаке и наглаженной белой рубахе. Только папа был себе верен – в дискуссии не участвовал тоже, даже теперь за столом читал по обыкновению научный журнал.

Ринка завидовала ему по-хорошему. Быть увлечённым настолько, чтобы забивать на предстоящую свадьбу дочери… И светло, и грустно.

Манекенами – вот кем казались ей сидящие за столом люди. И декорациями – столовая собственного дома. Только не к своему фильму, к чужому. Ей хотелось другого – быть обвитой сильными руками, ощутить запах парфюма, который жадно вдыхала вчера.

Ей снова хотелось жить.

* * *

– Наконец-то нашёлся инвестор в мой проект. Он пришёл, я хочу вас познакомить.