Он подошёл сзади, положил руки на перила в сантиметре от её собственных. Практически укрыл собой. Ей стало и хорошо, и плохо.

– Ты ведь ему не скажешь?

О вчерашнем дне. О сексе в машине. Её жизнь уже рушится полным ходом, а подобная новость добавит хаосу ускорения.

Последнюю фразу Ирине прошептала, но её услышали. И снова этот запах, который она искала ночью, с утра, которым бредила во время ужина.

– Не скажу. Он ведь твой… жених?

А в молчании – удивление. Будто – «В самом деле?».

Она не знала, что ответить. Был женихом до вчерашнего дня, ведь Ринка даже листала каталог со свадебными платьями, полагала, что всё предрешено. И предрешено верно. А после пошла в «Альфанс».

– Я бы не советовал тебе выходить за него. Он того не стоит.

«А кто стоит? Ты?»

Ей почему-то опять хотелось плакать. Ринка более не могла ощущать Александера спиной, хотела его видеть (даже если в последний раз) и потому развернулась. Оказалась заключённой по сторонам его руками, как тюремными решётками. Или же стенами родного дома?

– Ты… в самом деле собираешься… инвестировать в его проект?

– Нет.

Простой ответ, насмешливый. В нём ей лучом померещилась надежда на что-то хорошее.

– Тогда почему ты здесь?

– Хотел сказать тебе, что у меня есть время до утра.

А взгляд тяжёлый, дополнительные слова за кадром не сказаны: «Наверное, я не прав. Но я хотел провести его с тобой».

– А после?

– После я уезжаю. Далеко.

Она выдохнула, приготовилась нырнуть в омут.

– Возьми меня с собой.

– До утра…

– Возьми меня с собой!

Его губы почти касались её. Ринке нужна была ещё одна ночь, а лучше месяц или пара лет с ним. Как минимум.

– Как раз хотел спросить, не желаешь ли со мной прокатиться.

– Я еду.

Она даже не раздумывала.

– Александер, я принёс документы. Расчётные циф…

Роб осёкся. Менее всего он ожидал застать на балконе их обоих, стоящих так близко, и теперь, вероятно, не знал, что предположить. – Что… вы…

– Жду тебя в машине, – шепнули Ринке, прежде чем освободили из «клетки». – Внизу.

– Я скоро буду.

Сначала мимо ошарашенного Роберта, не попрощавшись, прошагал «инвестор». Следом, поправив платье, к выходу из кабинета направилась невеста.

– Ирине… объяснись!

А у неё – сплошная усталость. Она утомилась объясняться перед матерью за эти годы, вообще перед другими людьми. Почему раньше не видела, какими злыми могут быть Робертовы глаза? Что ещё таит под слоем холодной вежливости этот мужчина? Пусть узнают другие.

– Сам додумай.

В собственной комнате – хорошо, что за ней, требуя объяснений, не бросились в погоню – Ринка скинула платье, натянула джинсы, застегнула на груди рубашку. И после секундного раздумья намеренно «забыла» на тумбе сотовый.

* * *

– Забери меня с собой, слышишь? В Штаты, в Австралию, в Новую Зеландию – я поеду куда угодно… – Ринка на секунду умолкла, силясь быстро вспомнить, что по географической карте находится дальше всего. Пискнула: «На Аляску».

Они приехали не на квартиру и не в отель – опять куда-то в лес, и всю дорогу, пока Александер вёл машину, всё, что она могла, это держать его за руку и молчать, потому что голова взрывалась от чувств. А тут, на поляне, глухо окружённой лесом, у костерка, её прорвало.

– Не оставляй меня тут, в этой жизни, где мне нет места… Не знаю, женись на мне. Мы проведём вместе счастливый медовый месяц, и даже если после выясним, что несовместимы характером, у меня всё равно будет этот месяц, слышишь?

Она понимала, что несёт бред, что её несёт и что всё произносимое ею не цементирует щель разрушающегося мира под ногами, а расширяет её. Но как сдержаться от слов, когда какое-нибудь, возможно, станет спасительным плотом? Вся катастрофа случившегося стала доходить до Ирине только теперь – она обнималась с другим на глазах у жениха, она сбежала из родительского дома, оставив телефон. Теперь мать не просто озвереет – она упечёт дочь в психушку, и ведь звучит ужасно, но такое правда возможно.

А от человека, который увёз её в ночь, – тишина. Александер делал странное – обходил периметр поляны, и в самых дальних концах её на секунду вспыхивали под его руками столбы. Или же ей казалось.

– Не могу, – лишь бросил он глухо.

Ринку не грел даже костёр. Она делала в жизни много «правильных» вещей или же вещей «удобных», скорее, для других, а стоило одну для себя – и пол под ногами превратился в жерло вулкана.

– Ты женат? – спросила и не узнала собственный сиплый голос.