Шрифт:
— Поверите: нет. Мы были страшно заняты. Это безобразие, объедаемое несносным кузеном — одно из свидетельств тому. К празднику нужно было еще многое сделать, а времени оставалось в обрез. Мы все время были в этих комнатах — и я, и Ее Величество. Придворные дамы, — она назвала несколько имен, — могут подтвердить.
— Кто еще кроме них заходил? С какой целью?
— Ее Высочество Кайссэ, она пришла около девяти и пробыла с нами до полудня. Дядюшка Эльмо пришел вместе с ней, но задержался минут на двадцать, не больше. Дальше у него какие-то свои штудии или философские размышления… Вам лучше у него спросить, я не вникала. Обычно вникаю, я же добрая племянница, но тут слишком уж занята была… Была госпожа Руиндис — с вопросами сметы на праздник во дворце. Доктор Игливин, он принес списки из госпиталя: планировался визит к раненым и подарки для них… Кто еще?.. Дядюшкин секретарь, Рандиллион, он приносил какие-то бумаги, лично для королевы. Еще, если интересно, звонила госпожа Ллин-Маэб, Ее Величество сама с ней говорила — что-то о праздновании в квартале авари… А в остальном только наши придворные дамы, прислуга, какие-то дворцовые служащие — честно сказать, я и не следила, да и за чем тут следить: они выходили и возвращались, носили бумаги, кое-какие образцы, пробники… Проверьте — на случай, если не исключаете, будто женщина могла незаметно выскользнуть отсюда и расправиться и с дядей, и с тем несчастным ряженым гномом.
Она не улыбнулась и не дрогнула лицом, но где-то в глубине ярко-голубых глаз отразилась издевка.
— Женщина могла это организовать.
— А смысл? Неужели устранить дядю в надежде усадить мужа на трон?
— Не повод?
Тут Галадриэль все же позволила себе снова усмехнуться. Повернулась, расслабленно оперлась спиной о парапет. Из кармана, обнаружившегося в складках платья, появился строгий, без отделки, без инкрустации портсигар чистого золота; из портсигара — такой же строгий золотой мундштук и тонкая, белоснежной бумаги пахитоска. Белег прислонился к парапету рядом и, как того требовали правила игры, достал зажигалку.
— И не подумаю… Закурите? Они крепкие, крепче, чем кажутся… ну как хотите… Да… не подумаю отпираться, — тугая струя дыма вырвалась из красиво округлившихся губ. Галадриэль проводила ее взглядом и уже без улыбки посмотрела на Белега. — И поверьте, это бы всем пошло на пользу. Мы с вами достаточно опытны, чтобы говорить открыто, а вы теперь слишком незначительны, чтобы вас опасаться: дядя все очень запутал, а я бы — исправила. Я бы и раньше исправила, если бы он позволил, но — увы.
— Шанс представился.
— Теперь? Теперь кузен Орофер из штанов выпрыгнет, если я попытаюсь. Да и в качестве кого? Нет, действовать придется, как иначе… но… пока не решила, как именно. Может, попросту заявить о своих правах, что думаете? У нас с Келеборном на двоих их побольше, чем у любого другого на континенте. А что: он — непосредственный наследник, я — внучка трех королей, племянница четвертого. Мы с Ородретом вдвоем такие остались, и то он себя своим браком принизил. А у меня, заметьте, родословная, как у редкой суки, никаких сомнительных союзов: ни бабки-белошвейки, ни матери-рыбачки. Ни, убереги, Создатель, смертных отцов.
— Ни крови голодримской.
— Ну, это несерьезно… Ладно, шутки в сторону! Честное слово, господин Куталион, мне все это совсем не на руку. Убийство?.. Такое вопиющее?.. Столько шума, проблемы с гномами, Сильмарилл — большие проблемы с кузенами… Представляете, что сейчас начнется? Конечно, представляете… Нет-нет, — она вздохнула и подчеркнуто расстроенно покачала головой, — все это очень, очень неудобно.
— Что же было бы удобно?
— Удобно… Если совсем начистоту, — Галадриэль вдруг лукаво улыбнулась, переложила мундштук в левую руку и потянулась, крепко обвила его за шею, зашептала в самое ухо: — Думаю, удобнее всего был бы какой-нибудь ужасный несчастный случай. Понимаете, какая-то трагическая случайность — ни следов, ни виноватых… Вам в вашей работе не приходилось думать о подобном?
— Приходилось. Думать, — спокойно ответил Белег. Галадриэль чуть отстранилась и теперь смотрела дразнящим смеющимся взглядом; рука у нее была прохладная, щека горячая, а от кожи пахло крепким мужским табаком, бергамотом и перцем.
— Вот видите. С вами приятно иметь дело, господин Куталион: вы открыты для понимания. Но — у вас есть границы, — она снова посерьезнела, напоследок погладила его вскользь по затылку и отстранилась полностью. — У меня тоже.
Они постояли молча, размышляя. Пахитоска дотлела и погасла, и Галадриэль небрежно вытряхнула ее на пол, спрятала мундштук.
— Так что, убедила я вас?
— Был такой расчет?
Она снова усмехнулась.
— Appiё{?}[Appiё (кв.) от appa- (to touch) – касание. Здесь: туше.], наивный вопрос.
— Но я вас услышал.
— А вот это уже немало, — заметила Галадриэль и выпрямилась. — Тогда облегчу вам задачу. Хотите знать, что я со своей стороны думаю?
— Со своей, — повторил Белег.
Галадриэль поняла и кивнула удовлетворенно.
— Со своей, господин Куталион, все правильно. Я не пристяжная кобыла, у меня есть собственная сторона и собственные интересы. А думаю я… Думаю, что если все так запутано, что вот и вы, как кутенок, тыкаетесь наугад, то хорошо сработано. До холодка в лопатках хорошо.
— Все?
— Пожалуй… Ну не гадать же нам с вами: ах, гномы слишком глупо; ах, кузены мои слишком очевидно? Ах, Ороферу мозгов бы не хватило?.. Ой, да шучу, шучу, ха-ха!.. Нет, давайте так: гадать неинтересно, а вот если я что-то узнаю, обещаю, с вами свяжутся.
Белег смотрел не на нее, а на ее отражение в дверном стекле: видно было, что Галадриэль не перестает крутить в кармане свой портсигар.
— Хорошо. Последний вопрос. Кто мог бы дать за Сильмарилл лучшую цену?
— «Мог бы»? Или «дал бы»? — переспросила Галадриэль. — Да и кому что нужно.