Я догадываюсь, чего он хочет. Так и есть — поездив в ней, начинает юлить, то и дело вытаскивает член, а при «попытке» проникновения самым подозрительным и нехарактерным для него образом попадает не туда.

— Так, облом сегодня! — разъясняю я, сжимая его щеки.

С ним строго надо, решительно, иначе просто возьмет и поимеет, где не планировалось.

— Просто в узенькую твою хотел... — «скулит» он — пусть не надеется.

— Я сказа-ала!

Категорически нельзя давать спуск этому наглому зверюге — к рукам приберет, оборзеет в край.

— Я ж потыкаться тока...

— Я сказа-а-ала!!!

В качестве предупреждения пробираюсь и тыкаю его в задницу.

— Поты-ыкаться... — подрагивает он, сжимаясь, но не прекращает. — Он только до половины вошел...

— Не фиг, на фиг! — взрываюсь я и тыкаю его снова.

Чувствую, что он уже невменяем и, что ему как раз не дают, соображает с трудом.

От напряженности мне больно, но его это, кажется, не волнует, вот и приходится применить силу.

— А че сделаешь, если войду туда?.. — жарко шепчет он, кажется, больше возбужденный, чем отпугнутый моими тыканьями.

— Вытащу его жестко и решительно! И будет больно, — предупреждаю.

— А по-моему, щас кое-кто пищать будет... просить: «Ри-ик... трахни меня в попу...»

— Щ-щаз-з-з.

Я все-таки не думаю, что он и правда войдет туда насильно. Меня просто смешит-бесит наглая невозмутимость его нескончаемых попыток, когда я ведь до проедания дырки в башке твержу ему «нет». И — нет, сегодня я реально не намерена, поэтому и «нет».

А в следующий раз после «да» — а он, который «да», скорее всего, снова будет рано или поздно — когда я буду приходить в себя в туалете, а он — лицемерно и печальненько жалеть меня и рассуждать, что — все, хорош, отныне — только по-людски, я обязательно подколю его, чтоб слезки крокодильи-то утер. Чтоб сам себе не врал хотя бы.

***

После безобразий мой «супермен» упахивается и засыпает, а я соображаю, что супами да гарнирами не отделаешься и — вот не вру — готовлю полноценный ужин.

— Ахереть, так ты готовить умеешь, — нагло-восхищенно поглощает он после мое жаркое и пирог с яблоками. — Я заслужил все-таки?..

— Я заслужила. А ты — твое дело. Рада, если вкусно.

В общем, мне кажется, нам обоим интересней не сюсюкаться. Надолго, ненадолго — а что, если не задумываться, а просто продолжать в том же духе? А что «одним «этим» мужика не удержишь» — ну, во-первых, это мы еще посмотрим, а во-вторых, я уже говорила, что никого не держу и держать не собираюсь.

***

Меня до сих пор будоражит от моей и только моей «тайны». Тайны такой таинственной, что я никому, не то, что подругам — ему самому о ней не рассказываю. Тайны его «личности».

Да может, я бы даже рассказать о ней доходчиво не сумела. Это как тогда, с его именем — я рада, что узнала его, что у моих безудержных вскриков в экстазах появился адресат, но поначалу я, помнится, даже разочарование легкое испытывала оттого, что развеялось таинство. Я словно ношу эту тайну в себе, ни с кем ей не делюсь, она напоминает о себе неожиданно, а от напоминания этого так вставляет, будто... будто это он сам в этот момент появляется из ниоткуда и овладевает мной внезапно и стремительно.

День еще не подошел к концу, потому что после еды мы снова оказались в постели — тут недолго идти — и теперь я шарюсь в сети. Да, прямо вот так вот реально валяюсь голиком, вернее, в его майке на голое тело, с ноутбуком на коленях и... выбираю себе новое постельное белье.

Вероятно, давно пора. Ведь сколько у меня всего поменялось с тех пор, как я в последний раз его обновляла. А вот это как, соображаю, привлеченная цветовой гаммой — бирюза с какими-то павлиньими золотисто-зелеными кругами и серо-бурой картинкой посредине. Заинтересовавшись, кликаю — и отдергиваюсь даже... какая безвкусица... ну не ужас ли. Китч. А потому что серо-бурая картинка — это волк. Такой матерый, в расцвете своих волчьих сил. Пялюсь в свирепые глаза цвета желтого опала — и закрываю окошко браузера со смущенным смехом.

— Не подошел волчара? — подкравшись, осведомляется Рик — успел разглядеть соплеменника.

Подошел, хочется мне возразить ему — это я не подошла. Вместо этого занудствую:

— Ну, не на пододеяльнике же. Ну, прикинь...

Он пожимает плечами и не удивляет меня замечанием:

— Не один хер, на чем трахаться. Кстати — мысль... — и сдергивает с меня свою майку, хорошо, не разрывает напополам.

С деланным негодованием удивляюсь, откуда у него снова силы и посмеиваюсь от того, как это хорошо, когда он во мне. Но также и поеживаюсь, потому что меня еще какое-то время «преследует» морда волка.