— Титко! — послышалось из темного запечного угла. — Може, чего подмогти?

Мальчонка, что ночью с панами припёрся, вылез из закутка, отряхиваясь от налипших на одёжку соломинок, и уставился на мельничиху. Та грозно нахмурилась, а затем махнула рукой. Одной приблудой больше…

— Тебя как звать, чудовысько?

— Так это…Левко я, — хлопчик сморщил нос и громко чихнул. Покосился на остатки еды, сглотнул и почесал вихрастый затылок.

— А чего ночью со всеми не ушел?

Левко замялся, зыркнул в закуток.

— Меня сам пан Лих с хозяйками отправил. Наказал — охороняй и допомагай! Как же я уйду?

Ганна хмыкнула.

— Есть хочешь, помощничек?

Хлопчик радостно закивал.

— Тогда так — зараз мы с тобой по хозяйству управимся, а потом и поснидаем. А пока… на вот, — она протянула кусок горбушки, — ешь, а то нашо ты мне такой тощий здався!

******

Бабушка, — пересохшими губами чуть слышно прошептала Юстина.

Взгляд затуманен то ли недавними чарами, то ли предсмертной мутью.

Старуха присела на кровать, взяла корявыми ладонями тонкую руку панны, покосилась на замершую у окна Ядвигу.

Неодобрительно так покосилась, будто упрекая, что ж ты, девка неразумная, натворила! Высечь бы тебя, неумеху…

«Девка» закусила губу и отвернулась к стене, не выдержав тяжёлого взгляд ведьмы. Та с укором покачала головой, и, не отпуская пальцы Юстины, свободной рукой стала перебирать вплетенные в косы амулеты. Выбрала один, и вдруг резко выдернула его вместе с жидким клоком седых волос. Сильно, до хруста сжала в кулаке.

Ядвига вздрогнула, ей почудилось, что крошится не чародейская подвеска, а хрупкие старческие кости.

Яга медленно разжала пальцы, ссыпая на пол осколки, на темной коже из глубоких порезов проступила кровь. Черная, густая, вязкая, как смола…

Запах дурмана и пепла растекся вокруг лесной чаклунки, запах дыма пожарищ и полынной горечи…

Догорал костер в зимней ночной степи.

Снег кружил серыми хлопьями…

Тусклые отблески багровых угольев…

Далёкий перестук копыт …

Небо шатром …

Тьма…

Хотелось опуститься на мерзлую землю, скрутиться, подтянуть колени к животу, и слушать…слушать…

Шелест высохших трав, призрачный звон металла, затихающий треск огня в пустоте…

Ядвига упрямо замотала головой, отгоняя видение, растерла лицо, больно ущипнула себя за ухо. Нет уж! Провалиться ТУДА нельзя ни в коем разе!

Ведьма, не сводя с девчонки пристального взгляда, одобрительно кивнула и снова обернулась к роженице.

— Ты пришла меня проводить? — Юстина попыталась подняться на постели и обессилено упала на подушки.

— Как пойдет, — негромко ответила Яга. — Может, и провожу. Тут ведь как, ясна панна, никогда не знаешь, чем оно обернется. В какую сторону новые души дверь отворят… Сама-то чего хочешь?

Юстина прикрыла глаза. Слеза скатилась по бледной щеке.

— Жить! — выдохнула.

Словно свежий ветерок просочился сквозь толстые стены, наполнил комнатку дыханием ранней весны. Зашумели на ветру ветви столетних дубов, вспорхнули пугливые синицы, закружились полохливой стайкой в утреннем тумане. Запахло влажной землёй, талой речной водой, нежными первоцветами.

И на грани слуха тонко-тонко запела лесная сопилка.

Мертвенный морок отступил, вытесненный лучами утреннего солнца. До срока затаился в углах небогатой селянской хаты. Задиристый крик петуха вконец разорвал жуткие тени нездешнего мира.

Яга устало сгорбилась, недоверчиво покачала головой и осторожно погладила Юстину по спутанным волосам. Кровь сочилась из порезанной ладони, налипая на светлые пряди.

Мурза бочком подобралась ближе, со страхом глянула на опасную гостью, потопталась нерешительно, да и запрыгнула к роженице на кровать. Заурчала.

Яга поморщилась недовольно, но тварючку прогонять не стала.

— Выйди, девочка! — внезапно приказала она Ядвиге, — выйди и пришли мне холопку — будет помогать. Раз не сбежала ночью, то и меня не забоится. А то у мельничихи зубы от страха клацают, аж сюда слышно!