“Свобода” как раз вышла из-под прикрытия мыса и развернулась в сторону открытого моря.

Погода сегодня не баловала, но и не настораживала. Солнце с восхода нырнуло в дымку и светило бельмом, ветер дул ровный и сильный. В открытом море поднималась трехфутовая волна, при которой рыбацкие челноки выходить на лов уже не рискнут. Оно и к лучшему – чем меньше глаз видят “Свободу” около Янтарного, тем спокойнее.

Дороти только примерилась открыть пороховой мешок, чтобы привести подарок сэра Августина в полную боевую готовность, когда из гнезда – окруженного загородкой деревянного легкого помоста, который опасно трепетал на самом верху фок-мачты – раздался резкий свист. Сигнал тревоги.

Все, кто был на палубе, бросились к левому борту.

Смотрящий не обманул: с другой стороны Большого Янтарного, прямо на них выворачивал иверский фрегат. Весь красно-желтый – от льва на носу до пропитанных охрой парусов.

Для непонятливых окрашенные в алый резные гербы тянулись вдоль борта.

– Флагман, чтоб его! – Дороти как выдохнула, так и забыла, как дышать.

Потому что на них, только отойдя от причала Большого Янтарного, со всей своей королевской напыщенной дури перла краса и гордость иверского флота. А сбоку от него шел не столь густо украшенный, но не менее опасный линейный корабль.

Откуда в здешних водах взялись иверские королевские мундиры – понятно и так. Готовились к зимней кампании, перед основным ударом обследовали побережье. Бить, скорее всего, собирались по южной части Краба – там что у алантийцев, что у налландцев были позиции слабее не придумаешь: слишком увлеклись грызней между собой, вот и прозевали красно-желтых львов у себя под носом.

Раз флагман и его спутник тут, значит, за Янтарным стоят не меньше пяти судов. Если “Свобода” станет мешкать, то флагман будет тут уже через две четверти часа. И тогда от них не останется даже щепок.

– Это ж сколько пушек, чтоб их крабы сожрали? – выдохнула Бринна за плечом у Дороти.

– На флагмане – сто двадцать. На втором судне – около сотни, – командор Вильямс накинула мундир, сброшенный ради возни с пушкой, потянулась поправить форменный воротник-стойку, вспомнила, что уже неделю как не носит ничего кроме простой рубашки на шнуровке и штанов с сапогами – и выглядит хуже дезертира. Поправила перевязь с саблей и коротко приказала: – Оставь при себе троих. Проверьте все орудия, порох, ядра. Остальных отправь к Хиггинсу. Паруса сейчас важнее.

– Слушаюсь, капитан. А как же ж…

– Нам нужно оторваться от них еще на четверть часа, в прибрежных скалах “Свобода” не сможет маневрировать, тут мели. Они просто расстреляют нас как утиный косяк, – Дороти договаривала это уже на ходу, спеша в сторону мостика.

Бринна больше вопросов задавать не стала – ссыпалась по лестнице, ведущей к оружейной палубе, одновременно выкрикивая кого-то по имени.

– Курс прежний. Выходим в открытое море, – Дороти добраться до мостика не успела: выхватить из столпившихся у борта моряков Хиггинса было важнее. – Док, ставь все паруса. Нам нужно выиграть время. Если у тебя есть в запасе еще что-то…

– Балласт сейчас будем сбрасывать?

– Нет, когда подойдут на расстояние залпа. Учтите, это флагман, и на нем как на королевской фаворитке – все самое лучшее. От панталон до колечек. И пушки тоже.

– Ну на носу-то у него их нету, – Хиггинс, задрав голову, уже высматривал на мачтах что-то одному ему известное. – Пока они разгоняются от причала – на парусах мы выиграем минут десять, от силы – двадцать. А в открытом море, когда сбросим балласт, при такой волне руля “Свобода” будет слушаться как бешеная корова пастуха. И скакать также. Тут морская ведьма надвое скажет – уйдем или нет. Был бы этот поганец ряженый один…

– Ваши слова, Хиггинс, да богам в уши, – Дороти улыбнулась.

Жизнь, казавшаяся еще такой беспросветной минуту назад, становилась краше. Драться, стрелять, убегать, догонять, лавировать все лучше, чем ощущать себя выкинутой на берег касаткой и пытаться научиться дышать тем, что для твоей природы чистый яд. Пока корка льда внутри была прочна, и слава небесам. Осталось только руки и голову занять делом.

– Но их двое. И спутник свой флагман в одиночестве не бросит. А лелеять надежду, что иверцы не захотят пустить мне кровь, я бы не стала. Тем более что со спутником я уже имела честь познакомиться. И уверяю, “Свобода” долго ему снилась в кошмарах, – самодовольно сказала Дороти и сдула со лба мешающую прядь.

Хиггинс аж по бокам себя хлопнул, показывая, что только старых счетов им сейчас не хватало.

– Хиггинс, самое время показать все, на что вы способны. Иначе на “Каракатицу” мы с вами будем смотреть, да только снизу.

– Знаю, кэп, знаю. Сейчас мы натянем этих….

Остальное потонуло в такой черной брани, что Дороти предпочла не вслушиваться. Впрочем, пусть ругается. Ругань всегда четче приказов и для своих понятнее.

Голову Дороти нашла чем занять – теперь пришел черед рук. По-прежнему команда Морено была слишком мала для такого фрегата, как “Свобода”, и если в обычные дни рук просто не хватало, сейчас их не хватало катастрофически, а значит, и капитанские могли сгодиться.