Шрифт:
– И как вы думаете, Вася, что она собиралась вам сказать?
– понизила голос Надя. Сыщик на минутку задумался:
– Думаю, что не очень ошибусь, если предположу, что Лавинска собиралась мне сообщить нечто о связях руководства Соцпартии с наркобизнесом.
– Вы хотели сказать - руководства нацболов?
– переспросила Надя.
– Мы говорим - социалисты, а предполагаем - нацболы, - вздохнул Дубов.
– И, соответственно, наоборот. Хотя Лавинска и отошла от активной политики, но до недавнего времени оставалась своим человеком для руководителей Социалистической партии. Видимо, кто-то из них в приватной беседе проговорился, а дальше, сопоставив факты, Лавинска пришла к самым неутешительным выводам. А уж последние сомнения, я полагаю, исчезли после ее встречи с господином Нахтигалем. Как раз накануне рокового интервью.
– Да, но в интервью она затронула лишь свои идейные разногласия с социалистами, но ни словом не обмолвилась о главном, - заметила Чаликова.
– И не удивительно, - подхватил Дубов, - ведь реальных доказательств у нее не было. Потому-то Лавинска и собиралась обратиться ко мне, а не в официальные органы... Наденька, сделайте погромче.
Надя повернула ручку звука - телевизор показывал пикет лимоновцев у американского посольства. Корреспондент брал интервью у некоего низкорослого смуглого юноши, державшего пресловутый плакат, в котором боеприпасы рифмовались с контрацептивными средствами.
– Это и есть знаменитый Уйо, - пояснила Надя.
– Я так считаю, - говорил Уйо, - что власть во всем мире должна принадлежать достойным людям - таким как Саддам Хуссейн, Александр Лукашенко, Муамар Каддафи и Эдуард Лимонов. И тогда наступит всеобщая гармония и мир во всем мире!
– Скажите, господин Уйо, - с трудом вклинился корреспондент в пламенный монолог, - чем вы объясняете отсутствие на пикете ваших руководителей?
– А они всегда с нами, - возразил Уйо.
– Вон глядите.
Камера крупным планом показала групповой портрет, который держала некая молодая девица с нацболовской повязкой на рукаве кожаной куртки. На портрете, наподобие Маркса, Энгельса и Ленина, были изображены три головы.
– Тот, что справа - мой новый приятель товарищ Абель, - пояснила Надя. Посередине - Маузер, а слева - Скрипка. Их фотографии в профиль и анфас я видела в "деле" у госпожи Кляксы.
Вскоре сюжет закончился, и Надя вновь приглушила звук.
– И что же вы собираетесь предпринять?
– спросила она у Дубова. Сыщик отпил глоток остывшего чая:
– Трудно сказать. Пока что мы, подобно Лавинской, не располагаем никакими реальными фактами. То, что у нас есть - лишь догадки и несколько косвенных улик. А чтобы их связать в нечто целое, недостает, может быть, самой малости - какой-то одной веревочки.
Тут зазвонил телефон. Василий снял трубку:
– Слушаю вас. А, добрый вечер, Марья Васильевна.
– Детектив сделал выразительный жест, и Надя схватила трубку на параллельном аппарате.
– Василий Николаич, я вам звоню по поводу тех ребят, что отирались возле машины.
– Вы что-то о них узнали?
– стараясь не выдать волнения, спросил детектив.
– Ну конечно!
– радостно воскликнула Марья Васильевна.
– Сегодня я их как раз видела возле американского посольства.
– Вы уверены?
– Еще как! Один держал плакат: "Нашим - патроны", а другой выкрикивал: "Бей НАТО, спасай Россию!". Молодцы, так этим буржуям и надо!
– Спасибо вам за ценную информацию, Марья Васильевна, - с чувством поблагодарил Дубов.
– Но, извините, ваших взглядов на их лозунги я не разделяю.
– Напрасно, - с жаром заговорила Марья Васильевна.
– Они же за коммунизм, за русский народ...
Василий не выдержал:
– При их виде мне становится стыдно, что я русский.
– Ах ты Иуда!
– прошипело из трубки, а следом раздались злые короткие гудки.
– Вот вам и недостающая веревочка!
– обратился Дубов к Наде.
– Уж теперь-то мы их выведем на чистую воду!
– А вы уверены, что этого достаточно?
– усомнилась Надя.
– Это только начало, - пообещал детектив и, бросив взгляд на часы, принялся набирать номер инспектора Берга.
***
Длинный состав с грохотом прорезал тьму. Яркие фары тепловоза на миг выхватывали то нижние ветки елок, подступавших к полотну, то маленькие сонные полустаночки с обвалившимися и заросшими травой платформами. Поезд мчался в Москву.
Во всем поезде не спали двое - машинист тепловоза и пассажир, ворочавшийся на боковой плацкартной полке, которая напоминала ему тюремные нары.
В голову лезли всякие гнетущие мысли и воспоминания, но пассажир усилием воли заставлял себя, если уж не удается заснуть, то хотя бы думать о чем-то приятном. Например, о том, как в былые времена он точно так же ездил в Москву на съезды и конференции. Конечно, в отдельном купе с чистыми занавесками и цветочками на столике, но колеса где-то под полом стучали так же: "Нашпа-ровоз-вперед-лети-вкомму-неос-тановка..." А утром на перроне столичного вокзала его встречал представитель МГК КПСС и на черной "Волге" вез в цековскую гостиницу - не чета той дыре, где ему предстояло остановиться завтра.