— Господари, вы если мышей кормить своими околевшими мощами не планируете, то слезайте ка лучше, — сказал старик. Видел он похоже плохо, потому щурился, а когда это не помогло, вытащил какое-то приспособление из кармана и надел на нос. Два кусочка прозрачного стекла держались на одном тонком, изогнутом прутике.

Это была гласса — пятая из восьми апостольских реликвий! Святой предмет!

От неожиданности Кастор начал молиться.

Сыщик тоже понял, что видит и осенил себя звездой.

— Слезайте, кому говорю, — рассердился старик. — Пока эти уникумы не сообразили куда вы делись, а то лифт перекроют, и куда мне тогда вас девать? Вы же это, за магом пришли, да? Ждал я вас, давайте, скорее! Идёмте за мной!

Сыщик и Кастор переглянулись, но выхода у них не было. Мистат помог Кастору спуститься и они, поддерживая друг друга, вышли вслед за стариком из хранилища.

Старик запер дверь на ключ, посмотрел на них и представился.

— Брат Либер я, из Гиде, — сказал он.

Кастор сразу вспомнил, где он уже слышал это имя раньше и брови его полезли на лоб.

Либером его звали не всегда, прежде он был Радмом из Лидии, а до него Красием из Патера. Каждый раз меняя город, он менял и имя. К сорока годам он почти забыл, что при рождении его нарекли Гус и родился он в Бруже. Братом он никогда не был, сколько бы ряс не примерял, ни одна не прижилась, а все потому что в Создателя он не верил. Не верил в него, ни как в величайшую силу, ни как в сверхъестественное существо. Мать Гуса была благородных кровей, но родилась девятой по счёту дочерью мелкого графа и прав не имела, в восемнадцать лет отец выдал её, а точнее продал, как скотину, торговцу шерстью из Глендара. Гус рано научился читать и писать, ходил в церковную школу и именно там понял, что не верит святым книгам, за что был часто бит, а на пятый год и вовсе изгнан прочь. Из уважения к его отцу монахи не стали вешать на него ярмо и не обвинили в ереси, но из Глендара ему было сказано уехать и не возвращаться. С тех пор он странствовал, выдумывая себе все новые и новые имена и профессии. И чем больше знаний он накапливал о мире, тем сильнее не верил и одновременно верил, но совсем в другое.

Именно знания привели его в Бургань.

В одном из древних курганов на Песчаных островах была найдена глубокая камера, как потом учёные решили — могила, только саркофага в ней уже не было. Охотники за реликвиями разграбили её прежде, чем спохватились белые. И случилось так, что ему, уже пять лет как Либеру из Гидэ, на тот момент часовых дел мастеру, принесли странную шкатулку на ремонт, внутри которой был спрятан интересный механизм. Он заводился и играла музыка. Починить же нужно было фигурку, что крепилась сверху. Либер сразу понял, что это реликвия, потому что внутри всё было настолько маленькое, что глазом и не рассмотреть. Так он и познакомился с дарьей Сошкой, владелицей шкатулки, в высоких кругах более известной, как графиня Донья Камара, именно она открыла ему двери в мир апостольских тайн, древних реликвий и технологий, в которые было невозможно поверить, даже если ты видел их своими глазами. Глаза у Либера к тому моменту были уже совсем плохи, мир растекался, как клякса на бумаге, и без чудодейственных глассов, которые подарила ему Донья, вдаль он почти не видел. Вписавшись простым конюхом в свиту графини, Либер прибыл вместе с Сошкой в столицу. Возведённый первыми апостолами, город между трёх холмов, был назван тремя отцами и пятью матерями Палмаат — Длань и ни разу с тех пор названия не менял.

В столице, из часовых дел мастера, Либер превратился в маленькую шестеренку огромного механизма, которая работала как часы. Цель была проста — находить реликвии и изымать их. К счастью для тайного аукционного Дома Черных Рукавов, ни одна из найденных древних реликвий не несла в себе магию. Это были странные, местами пугающие механизмы, не более. Церковь осуждала и на публике гремела праведным гневом, в тайне же сама охотилась за древними реликвиями, создавая конкурентный рынок сбыта. И вот однажды в руки Либеру попал свиток. Ему тогда было уже почти пятьдесят, он все чаще надевал рясу и назывался братом, и хотя вера так и не пришла к нему, но он много думал о жизни и её конце, много писал, желая оставить после себя хоть что-то и продолжал впитывать знания. Свиток был написан как завет для потомков, об опасности тьмы, что всегда среди нас. Больше всего это напоминало исповедь. Человек, чья речь кипела и бурлила на бумаге, явно пребывал в агонии и жаждал искупления. Осознавая невозможность исправить содеянное, перед смертью он пытался предостеречь от повторения своих ошибок тех, кто пойдёт по его стопам. Автором свитка был каменотёс, которого история запомнила как Святого Ястина.

Речь старика оборвалась, как нить, соединяющая прошлое и будущее.

Они стояли в темноте влажного подземелья, куда он их привёл.

— Я был глуп, хоть и очень умён, — печально сказал старик Либер. — Я хотел знать, потому что не мог верить. А остальным нужны были просто деньги. Им годилось всё, что можно было продать. Открыв вход в это подземелье, я уже не смог его закрыть… А они приходили и приходили, чтобы вступить в ряды нового ордена, и я понял что этому не будет конца. Для меня выхода уже нет, как нет и искупления. Нет, я не жалуюсь, я узник своего выбора, единственное о чем жалею, что доверил свою историю аббату Капету. Его разум оказался слаб и мой рассказ приговорил его к безумию…

В свете берегонта лицо Либера было пугающе белым, а взгляд…

— Так это аббат создал Орден?

— Он хотел лишь уберечь мою находку, но не смог.

— Вы знаете, что они собираются делать? — спросил Кастор. — В чем цель нового Ордена?

— Я не посвящён в их тайны, но думаю если речь идёт о берегонте, то цель может быть только одна — отнять у церкви Дар Создателя и тогда власть её ничего не будет стоить. И я, прежний, тот кто ни во что не верил, поддержал бы их, ведь знаю правду о том, что с помощью магии успела натворить церковь, но теперь…

— Что теперь? О чем вы? — шёпотом спросил Кастор. Но Либер лишь покачал головой.

— Вы про рой? — уже громче спросил Кастор. — Про тьму, от которой людей предостерегал Ястин?

— Вам нужно войти, это — лифт, он опустит вас вниз, — сказал Либер. — Не бойтесь, это всего лишь механизм.

То, что он назвал лифтом, пряталось справа, в темноте ниши. Старик подошёл и открыл перед ними странную, узкую дверцу.

— Думаю, если ваш друг до сих пор жив, то он уже нашёл ответы.

От плохого предчувствия Кастора затошнило, но отступать было некуда, сыщик уже вошёл в нишу. Всё это время он молчал и не вступал в беседу, только переминался с ноги на ногу от нетерпения, желая скорее расстаться со стариком и найти грамарда. Кастору ничего не оставалось как смириться. Дверца закрылась и нечто похожее на широкий гроб, сотрясаясь, двинулось вниз.