Шрифт:
– Да. Он сказал немногое. Говорил, что Жила и Сознание – это одно и то же. Что он там, в этом Сознании, был. Только это.
Элт замолчал и смотрел куда-то мимо меня, словно в пустоту.
– Элт?
Существо молча посмотрело на меня. Взгляд глубоко задумчив, даже обеспокоен.
– Тогда, получается, он действительно заключил сделку с Жилой, – едва слышно прошептал Элт.
– Милиан, Милиан Улло сказал то же самое, – подтвердил я кивком.
– Сознание – иной мир. Не параллельный, не потусторонний. Иной. Для простоты понимания при разговорах о нем принята упрощенная версия, что это действительно параллельный нашему мир, отзеркаленное пространство и искривленное под сильнейшим влиянием кого-то либо чего-то сверхсильного, – произнес Элт. – Сразу говорю, это не просто для обывательского осознания, не охватывается им. Это непросто даже для меня, казалось бы, порождения Жилы. В последнее время не скидывается со счетов теория, что Жила разумна, что она противостоит Провидению. Не хочу утверждать, что это правда или нечто близкое к ней, но… – Элт перевел дух, махнув ладонями, и произнес: – Когда Жила беснуется, магический эфир вступает в резонанс с ее же атомами, и открывается тот самый иной мир – Сознание, где всё может быть устроено абсолютно по-другому, где всё может быть подвластно даже не мощи чародейства, а силе одного только разума. Туда попадали, факт. Оттуда не возвращались. Если допустить, что Морсус не лгал и, побывав в Сознании, вернулся, это действительно прорыв. Ужасный. Но великий. Это говорит о том, что он и правда неимоверно силен. Поскольку, чтобы войти в мир Сознания, нужно как минимум быть безумцем и как максимум знать сложнейшие заклятия, в большинстве своем запрещенные, вплоть до призыва бессмертия. Этого достаточно для, грубо говоря, настроек своих чар таким образом, чтобы они тебя не разорвали, войдя в резонанс с силой Жилы, породившей и открывшей Сознание.
Молчание обрушилось со скоростью сверхзвукового каменного уступа. Аж сердце в груди упало и ноги ослабли. Я даже присел на скамью.
– Морсус ведь мог это сделать... Свитки. Которые он выкрал.
– Они были единственными историческими документами, что запечатаны вне архива и хранились тоже вне его.
«Как благоразумно со стороны предков нынешних граждан Изнанки!» – язвительно пронеслось в моих мыслях.
Вот как выходит. Всё чудовищно, сложно и чудовищно сложно.
– Давно вы это знаете? Про Сознание, резонанс?
– Всегда знал.
«Ну да. Конечно. Ты же ровесник животворящей природы волшебства...»
– Почему никому не говорите?
– Ограждаю магов от опасности. Наступит паника. Вы сами не хуже меня знаете, что может после разгореться и во что вылиться – при худшем варианте сценария.
– Почему сидите здесь? Что предпринимали, когда в разное время маги вскапывали Жилу? Ничего? Иначе в настоящем не было бы того, что произошло несколько месяцев назад – когда Морсус дорвался до Жилы и высвободил ее!
– Не хочу быть чудовищным мессией и проклинателем, коим меня обязательно назовут, яви я людям, что знаю. Это тот случай, когда молчание лучше горькой правды, поверьте.
Я обдумывал услышанное о Сознании. Думал о Морсусе. Что-то не сходилось. Меня глодали сомнения.
– Если допустить, что всё это правда, о Морсусе. Что он напитался Жилой, что он был в Сознании… Как маг, совершивший такое, непосильное обычному волшебнику, мог так просто пасть под заклятием уничтожения, выпущенным Улло?
Я просительно смотрел на Элта в надежде, что он даст мне четкий и ясный, правдивый ответ. Я верил, что он его знает. Я хотел верить, что достоин его знать.
– Пойдемте. В связи с нашим разговором кое-что покажу. Вы имеете право это видеть. Но пообещайте: без сопровождения вы один туда, где мы сейчас окажемся, не пойдете, ни под каким предлогом. И никому не расскажете, где были и что видели. Пока.
Элт был предельно серьезен: он будто принимал у меня присягу воина.
– Обещаю, – сглотнув, сказал я и поднялся, схватив тул и арбалет.
Молча мы вышли с балкона, молча зашли в лифт. Молча ступили на подземный этаж и направились не к многотысячным стеллажам, хранящим историю, а завернули за угол у регистрационной стойки. В стене, в некотором отдалении от зала старого хранилища, оказалась дверь, за ней – неглубокая лестница вниз. Элт за последние минуты не произнес ни слова, я тоже, лишь издавал своим оружием негромкий металлический стук. Элт будто из ниоткуда вынул ключ и провернул его в замке, надавив на дверь, прошел вперед.
В неярко освещенной просторной комнате без окон, отчего-то напомнившей мне лабораторное пространство научно-исследовательских институтов, вдоль стен размещались пустующие полки. Лишь парочка из них, навесные, заставлены полупрозрачными резервуарами различных размеров с предметами внутри. Их было всего семь. Настенные светильники освещали закрытые в емкостях предметы. Я осматривался, стоя за спиной Элта, который застыл на пороге в дверном проеме.
– Здесь самые опасные и трудно изучаемые действующие артефакты, нанесшие большой урон и приведшие к жертвам, – ровным голосом сообщил Элт.
Тут же мне хотелось развернуться и выбежать на свежий воздух. Вот где средоточие ядерной бомбы во всем Амараде. Здесь не то что трогать – смотреть ни на что бы не стал! И что в комнате такого важного, связанного с Сознанием и Морсусом, что хотел показать мне Элт и призвал об этом молчать и осторожничать?
Хранитель прошел вперед и уверенно направился к одному резервуару. Закрыв дверь, я благоразумно остался стоять наверху ступеней и следил за Элтом. Тот взял в руки одну емкость вместимостью около литра и отнес ее к одному высокому столику посреди комнаты. Элт включил настольную лампу, дотронулся до полупрозрачной крышки, слегка надавил на нее. Послышался глухой щелчок. Хранитель снял резервуар-крышку, отложив ее на столешницу.